Дожить до утра - Галина Владимировна Романова

И как ему раньше могли нравиться женщины, подобные Лии?! Что он находил в этой голубоватой вялой коже, сквозь которую просвечивали разветвления кровеносных сосудов? В чем он находил прелесть? В этих лишенных огня сереньких глазках или в их кажущейся слабости?..

А Лия, видя, как судорожно сглатывает Роман, как прерывисто он дышит, едва не хохотала, празднуя победу. Могла ли она предположить, что этот мачо так быстро попадет в расставленные сети? Не стоило, пожалуй, раскручиваться и на угощение. Мальчик и так спекся, едва переступил порог. А уж когда она начала трогать его, то тут уже не осталось никаких сомнений — парень готов на все ради…

— Хочешь меня? — просипела она как можно сексуальнее ему на ухо.

— Д-дд-да… — Николаева едва удар не хватил от скоротечности развития событий. — А-а-а… Ну не здесь же!

— Разумеется! — Лия резко встала на ноги, посчитав, что этому распустившему слюни менту и так хватит зрелищ. — Сегодня вечером… У меня… Но только при одном условии…

— Говори, — коротко попросил Роман, внутренне напрягаясь сверх всякой меры.

Она прошлась на высоких каблуках от двери к стене, от стены к окну, вкладывая в свою поступь всю похотливость дешевой шлюшки, и, нацелив на него указательный пальчик, отрезала:

— Я буду твоей, если ты навлечешь на голову одного говнюка хорошие неприятности. Ну а если этих неприятностей будет вагон и маленькая тележка, то ты узнаешь, что такое рай…

«Чью роль она сейчас исполняет?» — Николаев изо всех сил старался не смотреть на нее как на убожество, но давалось ему это с огромным трудом.

— И?..

— Этот мудак выставил меня словно щит впереди себя! — начала она с пафосом. — Он заставил меня скупать эти дурацкие бумажки! А в итоге…

— В итоге? — Он готов был задушить ее, лишь бы заставить говорить быстрее и точнее, а не выделываться на манер бездарного паяца.

— Я как была пешкой, так и осталась! — Лия приложила платок к уголкам глаз, исподтишка наблюдая за Николаевым. — Ты поможешь мне?!

«Черт бы тебя побрал! Имя! Говори быстрее!!!» — Николаев аж вспотел от нетерпения, но профессионализм — дело великое, поэтому все, что она от него услышала, так это короткое:

— Его имя…

— Его зовут Максим. Он муж подруги Ксении Николаевны, которая была здесь до меня директором. — Лия призывно улыбнулась. — Ты знаешь, по-моему, твое желание мне помочь заслуживает маленького аванса…

Через пятнадцать минут Николаев покинул стены ее кабинета.

Он довольно улыбался.

Не было лишено улыбки и холеное лицо Лии Павловны.

В конечном итоге каждый из них получил то, что хотел. И если не брать в расчет тернистость пути, по которому им пришлось пройти, следуя к заветной цели, то они могли бы быть вполне довольны собой…

Макс сидел в своем кабинете и хмуро сверлил взглядом стену напротив. Оттуда на него смотрело счастливо улыбающееся лицо жены. Оголенные плечи, норковое манто, и изумительной чистоты камень сверкает чуть ближе к правой ключице. Никому не известно, во сколько обошелся ему этот ее прикид. И дело было даже не в деньгах, а в том, что, поставив однажды свою подпись на дьявольской грамоте, он навсегда продал ему свою душу.

По молодости все казалось простым и ясным: он делает бабки, как ему больше нравится. Плевать на риск, плевать на условности. Он так хочет, и все! Но то было давно. В те времена он был один. А сейчас, когда у него жена, и причем такая, ради которой кровь готов отдать по капле, невольно приходится задумываться: а так ли уж все это важно и нужно?

Смешно сказать, но Макс иногда завидовал простым работягам. Тем, что к восьми утра спешат к проходной, вечером торопятся обнять своих усталых подруг, а по выходным едут в переполненном донельзя автобусе на дачные участки. Им-то уж наверняка нечего бояться. Они не вскакивают по ночам от звука поднимающегося лифта. Не убиваются по поводу неотвечающего домашнего телефона. И вряд ли им в голову приходит мысль, что однажды, вернувшись домой, они найдут своих жен в луже крови.

А вот Макс боялся! Стоило Милочке чуть больше десяти секунд не взять трубку, как он готов был лететь на другой конец города, чтобы удостовериться, что с ней все в порядке. И даже удостоверившись в этом, он не находил себе покоя.

Ему приходилось выверять каждый свой шаг, взвешивать каждое слово, чтобы, не дай бог, не разозлить, не вызвать неудовольствие того, кто превратил его жизнь в жалкое существование вечно дрожащего индивидуума…

Когда два года назад он возвращался с Милочкой в город, то был почти уверен, что он хозяин положения. Но однажды к нему в магазин, который он незадолго до этого купил, вошли трое. Без лишних понтов и рисовок они объяснили ему, чьи в лесу шишки. Макс поначалу не поверил, решив, что все это розыгрыш, и кинулся туда, где надеялся получить ответ. Пояснили ему все быстро и доступно, вывезя за город и отбив все ребра. А чтобы уж окончательно развеять все сомнения, расстреляли его шофера и схоронили там же.

— Я — твоя «крыша» и твой господин, Максуша, — пнул его тогда хозяин ногой в лицо. — И сиди тихо. Сиди и слушай…

И для Макса началась каторга. Мало того что ему надо было отстегивать львиную долю своих доходов в общак, так теперь ему еще приходилось день и ночь оберегать покой своей супруги. Покой и… жизнь. Потому как ему ясно дали понять: жизнь его жены и благополучие его хозяина — вещи взаимозависимые…

А теперь еще эта черноглазая стерва навязалась на его голову. Ну как ей дать понять, чтобы она не лезла на рожон. Ведь когда она ушла от Виктора и скиталась по притонам, насколько ему легче жилось. Вот ведь сделал доброе дело себе во вред! Вытащил ее, жильем обеспечил, а она и ожила…

— Максим… — Леночка, его секретарша и бухгалтер в одном лице, заглянула в кабинет и испуганно запищала: — Максим, тут пришла эта чокнутая и наезжает, наезжает, спасу нет. Что делать-то?

— Пусть войдет. А ты это… Проследи, чтобы в приемной народ не толпился. Сама знаешь — орать начнем.

Но вопреки его предположениям, шума не было. Ксюша вошла молча. Плотно прикрыла дверь. Села в скрипучее кресло у окна и уставилась на него немигающим взглядом.

— Ты чего? — занервничал сразу Максим. — Еще что-нибудь с твоей головой приключилось?

Ксюша молчала.

— Чего уставилась, как ненормальная? — Он чувствовал, что начинает терять терпение. — Хотя почему — как?! Ты и есть самая настоящая ненормальная…

Она продолжала безмолвствовать.

— Посмотрела? Посмотрела, а теперь иди отсюда. Мне работать надо. — Он взял со стола пачку накладных и счетов-фактур и принялся перебирать одну за другой, делая на них какие-то пометки.

Но он мог сколько угодно изображать занятость, дрожащие руки и исподлобья бросаемые взгляды не могли не выдать его нервозности.