Обожженные «Бураном» - Левсет Насурович Дарчев

над столом, порвал пополам, – так как вы написали рапорт на курсанта Толбоева, хотя его вины нет. Я увидел их солидарность и то, как зарождается летное братство. – Он сделал паузу. – Я дал им возможность осознать свою вину и уверен, товарищ капитан, что это будет нашим лучшим выпуском училища за все время.

– Откуда у вас такая уверенность?

– Интуиция. Интуиция!

* * *

Через несколько дней Магомед по заданию замполита занимался оформлением красного уголка ко дню училища, когда за спиной услышал голос Орлова.

– Магомед, есть две новости… – начал было Орлов, но, видя, как Магомед резко на стуле повернулся к нему, подкачал и чуть не грохнулся со стула, он осекся.

– Оставь меня в покое!.. – громко прокричал Магомед, сверкнув глазами. – Не хочу от тебя ни хорошего, ни плохого. Отстань. – Магомед тяжело переживал то, как он так из-за ничего оказался на грани судьбы. Тяжелый осадок продолжал его мучить. Отношения в группе обострились. Зная это, Андрей предпринимал несколько попыток вернуться в прежний мир, но Магомед был тверд как скала и ушел в себя. Сюда прибавилось еще не начавшееся знакомство с продавщицей военторга.

– Тогда только хорошее, – Андрея не покидало чувство вины перед другом, и он старался растопить лед – тебе не надоело играть в обиды.

Магомед спустился со стула, сделал шаг навстречу Андрею и спросил.

– Ну что ты ко мне пристал? – зло проговорил Магомед. – Новости хорошие, новости плохие. Ты уже сделал один раз хорошее…

– Я видел Любу, – сообщил Андрей, прерывая монолог друга, – я ей сказал, что пожарником был именно ты.

Магомед смяк в одно мгновение, почесал подбородок: в нем вновь забурлили чувства.

– И… и что?

– Ничего, – ответил Саша. – Она поверила.

Первое знакомство с самолетом

«Здравствуй, Л-39», – про себя сказал Магомед, изучая и гладя металлическую обшивку учебно-тренировочного самолета. На фюзеляже табличка с надписью: На нем летал летчик-космонавт Комаров.[2]

Известные имена придавали чувство причастности к космосу. «Но для меня он так далек. Еще не известно – доучусь или нет». У него было необъяснимое чувство: облачиться в металл и покорить воздушную пустоту, летать быстрее и выше всех.

* * *

– Теперь слушайте меня и запоминайте, – начал летный курс капитан Злобин, выпускник училища предыдущих лет, приступая к кропотливой работе по подъему курсантов «на крыло». – Все прыгали с парашютом на базовом аэродроме училища? Довольны?

– Нет, товарищ майор, – сострил Орлов, пытаясь сходу познакомиться с новым командиром. Он шутил без разбора, хотя на этом он обжигался не один раз. Что поделаешь, человек рожден, чтобы сеять смех и радушие. – Я прыгнул только один раз.

– А почему?

– Парашют не раскрылся.

Лицо офицера вытянулось в недоразумении.

– Запасным приземлился?

– Нет.

В рядах курсантов оживление, готовясь взорваться смехом.

– А как выжил, товарищ курсант?

– Это, что, жизнь, что ли – пить нельзя, кругом колючая проволока, строевой шаг и вечные учения…

Хохот оглушил воздух.

Злобин с непривычки растерялся, но шутку оценил.

– Отставить смех! – скомандовал неискушенный капитан. – Это вам не театр и не кино. – А ты, курсант, зайдешь ко мне после полетов. Мне кажется, тебя надо погладить по голове… Еще вопрос. Катапультирование прошли все. Но этот восторг оставьте лучше в запасе на всю жизнь, потому что после трагического катапультирования карьера летчика заканчивается. Непонятно, почему? Травмы могут быть несовместимы с летными требованиями. Самолет вы должны чувствовать, прислушаться и привыкнуть к шуму двигателя. Облетать его конструкцию, влиться с ним в единое целое и прочувствовать всеми органами то, как он разрезает воздух, таким образом, чтобы вы могли улавливать по его поведению неисправности, неожиданные нештатные ситуации и мгновенно реагировать. Потерянные секунды могут стоит очень дорого. Запомните: летчик – это особая профессия, самая опасная, самая престижная в нашей стране, потому что в сегодняшней войне решительные действия проходят не на земле, а в воздухе. Поэтому, дорогие мои, прошу отнестись к тренировочным полетам вместе с инструктором очень серьезно. – Он повернул голову и наставил палец на курсанта. – Как фамилия?

– Орлов, товарищ майор, – ответил Андрей.

– Слова на счет серьезности особенно относятся к тебе, артист, – добавил майор. – Есть вопросы?

– Есть, – ответил Орлов. – А почему, товарищ майор, вы так настроены против катапульты. Вот, например, летчик Краснов – тоже майор – спас людей при аварии автомобиля.

Магомед локтем толкнул Андрея, чтобы прекратил комедию. Но это не возымело действия.

– Хм, – хмыкнул майор, – а при чем здесь автомобиль?

– А при том, что майор Краснов любит катапультироваться и однажды, когда ехал в такси, полном пассажирами, предотвратил катастрофу.

– Как это? – недоумевал майор.

– У водителя отказали тормоза и, когда до столкновения с деревом оставались доли секунды, Краснов потянул ручник. Все удивились и благодарные пассажиры спросили: «Как это у вас получилось?». Краснов ответил: «Да у меня рука натренированная: я летчик, а рычаг автомобиля похож на рычаг катапульты».

Все снова засмеялись: им было хорошо с Орловым, потому что он относился к вещам с другой позиции. «Жизнь – это суета, – любил он говорить. – Раз так, то суетиться лучше со смехом, потому что так легче жить».

Отрыв

За день до первого самостоятельного полета Магомед заметил, что Орлов заныл. Они с первого дня в училище были вместе, сдружились и могли узнавать настроение другого по лицу. Он видел, что с ним что-то происходит и решил узнать об этом, наставив на него вопросительный взгляд.

– Чего на меня так смотришь? – спросил Андрей.

– Ты мне не нравишься.

– Я же не баба, чтобы понравиться, – проронил Андрей, залезая в карман за сигаретой. – Ты не замечаешь, что что-то должно произойти? – спросил он, засовывая сигарету в зубы.

– Я вижу: с тобой это уже случилось, – ответил Магомед. – Я тебя никогда не видел таким убитым.

– Завтра у нас первый самостоятельный отрыв без инструктора, друг мой, – пролепетал Андрей, – и завтра все будут смеяться надо мной.

Магомед повернулся к нему. «А завтра все будут смеяться надо мной».

– Да, к сожалению, это правда, – добавил Андрей. Ни в голосе, ни на лице не было иронии.

– Ты можешь по-человечески объяснить, что случилось – я твой язык не понимаю, – открыто сказал Магомед.

– Есть опасения, жгущие меня изнутри.

– Какие?

Андрей встал со скамейки, где они сидели, и швырнул камешек через дорожку в палисадник. «Он за три года учебы сильно окреп», – подумал Магомед, глядя на его высоту с сидящего положения: веса прибавилось, подружился с турником, стал самым успешным курсантом, которого уже пророчили в большие генералы.

– Глаза, – громко сказал Андрей, приложив пальцы к глазам. – Они