Змея - Бекс Хоган

Не желая проверять, не изменит ли он свое решение, я хватаю оставшееся весло и гребу им, при необходимости меняя борта. Теперь мне еще труднее, чем раньше. Но я все равно радуюсь, что у меня по-прежнему две руки, несмотря на то, что я была в столь опасной близости от острых, как бритва, клыков змееакулы.

Акуленок не возвращается, и через некоторое время я добираюсь-таки до Четвертого острова. Помятая плоскодонка вытащена на берег, и быстрый осмотр показывает, как близка она к пробоине в борту после атаки хищника. Оставив ее на пляже и даже не пытаясь спрятать, я, стиснув зубы, плетусь дальше, хотя мне отчаянно хочется передохнуть. Потрепанная лодчонка на песке никого не заинтересует, а вот я – дело другое. Впереди на дюнах кричит стая чаек, другая кружит над головой. Не обращаю на них внимания до тех пор, пока ветер не приносит запах гнили, от которого приходится зажать нос, чтобы не задохнуться. Захожу подальше на берег и обнаруживаю причину: прилив пригнал и бросил разлагаться на солнце дохлую рыбу. Я хмурюсь. Нет ничего странного в том, что на берегу валяется рыбий скелет, который обронила пролетающая птица или не пожелал есть падальщик. Но тут, должно быть, целый косяк, и я не могу представить причину, по которой всем этим рыбам вздумалось погибнуть одновременно.

Убегая от смрада и шума, я спешу вглубь острова.

Когда я впервые – так давно – прибыла на эти берега, меня поразила здешняя красота, бесконечные луга, полные цвета и жизни. Теперь все обратилось в пепел. Пустая и мертвая земля. Удаляясь от океана, я пытаюсь унять боль, а за мной по пятам следуют призраки. Я хочу встретиться с ними лицом к лицу, мне нужно встретиться с ними лицом к лицу, и потому, не обращая внимания на усталость, я направляюсь к тому месту, которое когда-то называла своим домом.

Теперь тут все слишком похоже на Третий остров, однако, если там леса и растения на черной почве процветают, здесь она отторгает жизнь. В воздухе висит запах дыма, у меня постоянно першит в горле.

Однако по-настоящему запустение потрясает меня лишь тогда, когда я приближаюсь к дому. Говорливый ручей иссяк, вместо здания – сгоревший остов. Я зажимаю ладонью рот, чтобы подавить всхлип, рвущийся наружу, иду к могиле, огибая пепелище.

Земляной холмик, насыпанный мною, – вот единственное, что не разрушено огнем. Обессиленная и одинокая, падаю на колени, затем ложусь на холмик ничком. Я никогда не прощу себе того, что стряслось с Йореном, Кларой и Томасом, но, возможно, даже хорошо, что они не стали свидетелями подобного кошмара. Вид пепелища разбил бы Йорену сердце так же, как разбивает мне.

Не знаю, как долго я так лежу, но скоро земля промокает от моих слез, которые я даже не замечала. Прижавшись к ней, я прислушиваюсь к любому шороху волшебства, ко всему, что можно было бы извлечь из глубины, однако не слышу ничего. Гул горы на Первом острове вселил в меня надежду, но здесь, похоже, его уже не дождаться.

Сжимаю кулаки, растираю между пальцами золу и нашептываю земле.

– Я найду способ это поправить, – говорю я, зная, что моя семья не услышит меня, как бы мне того ни хотелось. – Обещаю вам. Так или иначе, но я верну ваш остров.

Переворачиваюсь на спину и, опустошенная, смотрю в небо. Скорбь застала меня врасплох. Я думала, что давно распрощалась с этими людьми, не сознавала, насколько соскучилась по ним, не понимала, что ощущение горя никогда не проходит, а лишь затихает. Я была так полна решимости смотреть вперед, так стремилась искупить грехи Адлера, что все это время не позволяла себе переживать боль утраты. Но если ты забываешь своих родных, тогда какой вообще во всем этом смысл?

Готовая сказать последнее «прости», я встаю и, как могу, отряхиваю с себя золу. Больше здесь совершенно незачем оставаться, и потому я бреду к поселению.

На пути мне не попадается ни одной живой души. Люди на острове либо умерли, либо спаслись бегством. Но, несмотря на это, я чувствую, что не одна. Кто-то знал о моем прибытии и теперь меня поджидает. Даже во время моего первого посещения острова поселение не процветало, ну а сейчас оно больше похоже на груду угольев. Трудно сказать, где раньше была главная улица, и я пробираюсь через развалины с одинаковой тяжестью на сердце и в ногах, в поисках мест, где кто-нибудь мог бы найти укрытие.

Напрасно.

Старая Грязька сидит на земле, закутанная в лохмотья, – костяной остов, обтянутый похожей на бумажную кожей, – и, когда я замечаю ее, начинает смеяться.

– Моя волшебная девочка, – говорит старуха, широко раскидывая руки. – Наконец-то ты пришла.

– Снова здравствуйте, – отвечаю я, опускаясь на землю напротив нее. – Вы все-таки выжили?

Она только отмахивается:

– А ты сомневалась?

Возможно, старуха пока жива, но вряд ли это надолго, если судить по слабости ее тела, не говоря уж о рассудке. Я лезу в сумку и предлагаю ей хлеба. Она воспринимает это как личное оскорбление.

– Не разбазаривай. Тебе нужнее.

Я не совсем с ней согласна, однако не спорю, хотя и хлеб не убираю. Она еще может передумать.

– Вы знаете, почему я здесь?

Можно предположить, что да, поскольку она меня поджидала.

– Хочешь узнать про волшебство.

Я киваю с чувством странного облегчения.

– Я должна узнать, насколько оно важно. Стоит ли мне ответить на его зов или забыть раз и навсегда.

– Все зависит от того, почему ты спрашиваешь. Ради себя или ради других?

Я хмурюсь.

– Это разве важно?

Старая Грязька подбирает щепотку черной пыли и бросает в меня.

– Конечно важно. Неужели ты еще не поняла, во что вляпалась?

Я сдерживаюсь, не сплевываю пыль, но вытираю губы.

– Неужели волшебство – единственное средство восстановить настоящий мир на Островах? Вот почему я спрашиваю и вот почему я здесь.

Но даже произнося эти слова, я понимаю, что лгу. Я здесь не только поэтому. Я спрашиваю и ради себя. Ищу повод уступить соблазну и ответить на зов.

Старая Грязька разглядывает меня.

– Ты кто?

Я сбита с толку, но не успеваю ответить, она уже нетерпеливо продолжает:

– Ты Гадюка? Принцесса? Восточная? Западная? Сама ты знаешь, кто ты? – Старуха видит на моем лице неуверенность и ухватывается за это. – Тебе нужно знать. Ты обязана знать. Если не обретешь эту силу, никогда не овладеешь волшебством.

Она затронула во мне сразу несколько струн, и у меня вспыхивает желание защищаться. Даже не зная правду о своем рождении, я не понимала до конца, кто я, и просто боролась, не давая себе времени подумать о своем месте в этом мире.

– Не понимаю, почему это важно.

На сей раз я готова к грязевому дождю, который она мне устраивает, но не к ядовитым речам.