Змея - Бекс Хоган

– Немного.

Рауль садится за стол и указывает на стул напротив. После короткого раздумья я соглашаюсь – как бы то ни было, у меня в руках по-прежнему два пистолета, а у него ни одного.

– Роль, которую играли Провидцы в нашей истории, забыта всюду, кроме Третьего острова. – Прежде чем продолжить, Рауль тянется за кружкой и делает глоток рома. Возможно, ему труднее делиться секретом своего народа, чем он думал. – Потому что Провидцы не хотят, чтобы кто-нибудь ее помнил. Видишь ли, все Провидцы родом с Третьего острова. Раньше, давным-давно, они делились знанием, которое провидели, с волшебниками. Те в своей великой мудрости советовали королям, как избежать катастрофы, но редко упоминали о роли, которую играли в этом Провидцы. Поэтому, узнав о грядущей войне, которая либо объединит Острова навсегда, либо приведет ко всеобщему разрушению, Провидцы решили, что с них довольно. Они хотели защитить лишь свой народ и сохранить деревья, потому покинули общество, предоставив другие пять островов собственной участи.

– Так вот почему никто больше не видит третьих островитян? – Мне все равно, что мой гнев выплескивается наружу. – Из-за войны, которую они предвидели? Той, которую я сейчас проигрываю? – А он еще смеет называть Гадюк эгоистами. – Кто вы, Рауль? Если ваши соплеменники прячутся, почему не прячетесь вы?

Некоторое время он молчит, но потом как будто решается. Сунув руку в карман, вынимает мешочек, открывает его и высыпает на стол между нами камушки. Они маленькие и совершенно круглые, поверхность их покрыта гравировкой, линиями и узорами, которые для меня ничего не значат, но, тем не менее, очаровывают.

Рауль берет камушки в руки.

– Это руны. Отец учил меня их вырезать, а мать – читать. Вот уже много лет они указывают мне мое собственное будущее.

Я выжидательно смотрю на него.

– Жить, – просто говорит он. – Я не согласен с решением моего народа прятаться в уединении. Вот почему ты оказалась на моем корабле. Я не хотел нанимать курьеров для перевозок своего ценного груза. Я никому не доверял. И потому ослушался отца и построил «Ночь».

История интересная, однако я научилась слышать ложь, завернутую в правду.

– Так вы курьер? – Я не скрываю насмешки. – Обычный торговец, поставляющий товары? – Я фыркаю. – Вы контрабандист, не так ли? Давайте догадаюсь. На Третьем острове не только красивые деревья растут.

Его глаза снова улыбаются.

– Ты видела черные цветы, которые покрывают леса. Скажем так: они обладают приятным эффектом, когда их подсушишь и подожжешь.

Я поднимаю бровь:

– Полагаю, налог на такие вещи высок – или я неправа?

Рауль пожимает плечами:

– Подобная роскошь должна принадлежать не только богатым.

– А вы герой.

Он не реагирует на мой сарказм.

– Не думаю, что Гадюка уполномочена судить мои моральные принципы. – Он вздыхает, убирая камушки обратно в мешочек. – Недавно они мне сказали кое-что новое. Не просто жить, но и сражаться.

– Хотите ко мне присоединиться?

Он смеется.

– Нисколечко. Нет, я готов сражаться – насмерть – только за одну вещь. За мою семью. Чтобы ее защитить и сохранить.

Теперь все постепенно начинает обретать смысл.

– И единственная проблема в том, что Лайла вас не помнит.

– Именно. Вот почему я попросил тебя ей помочь.

Теперь моя очередь смеяться.

– Если так выглядит ваша просьба, не хотела бы я увидеть ваше требование.

Рауль только плечами пожимает:

– Не знаю, что тебя не устраивает. Пистолеты ведь у тебя.

– Я говорила вам правду. Я не знаю, как помочь Лайле. Пока.

Рауль резко поднимает на меня глаза.

– Но ты хочешь научиться. Ты об этом?

Я киваю. У меня в голове после отплытия с Первого острова начал вырисовываться план. Способ победить в этой войне. Способ спасти Торина. Он непродуман, опасен и едва ли сработает, но это мой единственный план. Я предполагаю, что на Восточных островах остался один человек, который может мне помочь. Если она еще жива. А я чувствую, что жива.

– Не могу вам ничего обещать. Но если смогу, когда смогу, я вернусь домой и сделаю для Лайлы все, что будет в моих силах.

Он наклоняет голову и прижимает ладонь к сердцу.

– Ты совсем не такая, какой представлялась мне по слухам. Кроме одного.

Сомневаюсь, что мне хочется знать подробности.

– И что бы это значило?

– Ты умеешь драться.

Я с улыбкой пускаю пистолеты по столу в его сторону.

– Об этом вам лучше не забывать.

После этого Рауль позволяет мне оказывать помощь на корабле. Всякий раз, когда мы с Лайлой оказываемся наедине, я пытаюсь докопаться до ее воспоминаний, где бы она их ни зарыла, однако безуспешно.

Какими бы тщетными ни были мои попытки, я не могу не заметить, что, пока Лайла проводит время с Раулем, между ними начинает возникать определенная близость. Хотя она его не помнит, хотя она напугана и находится вдали от дома, Лайла снова тянется к Раулю. Что бы ни соединило их в первый раз, это повторяется. Любовь – волшебство гораздо более сильное, чем то, которым я мечтаю овладеть.

Я наблюдаю за ними и тоскую по Бронну. Каждый день я жду малейших признаков появления «Девы», однако здешние воды совершенно пустынны. В лучшем случае нам попадается какое-нибудь рыбацкое суденышко, какой уж там торговый корабль. Уходить далеко от дома всем мешает страх.

На пятый день, когда на горизонте появляется черный силуэт Третьего острова, Рауль подходит ко мне, когда я смолю палубу.

– Пора нам прощаться, – говорит он, обнимая меня за плечо.

Оперевшись на швабру, поднимаю на него глаза.

– Вы что, собираетесь бросить меня за борт?

– Посмотрим. Ты умеешь плавать?

Я смеюсь и отрицательно мотаю головой:

– Я буду по вам скучать, Рауль.

– Почему-то я в этом сомневаюсь. – Он делает паузу. – Могу я кое-что прочитать тебе перед твоим отъездом?

Я не сразу понимаю, что он имеет в виду руны. Перспектива услышать о своем будущем слегка тревожит меня, и Рауль это замечает.

– Судьба не предначертана, – говорит он. – Камни не управляют тобой. Однако некоторая ориентация не помешает.

Я не в том положении, чтобы артачиться, и потому соглашаюсь. Мы усаживаемся на палубе, и Рауль снова достает свои камешки. Рассыпав их передо мной, он хмурится.

– Что? – Я падаю духом. – Все так плохо?

Он не отвечает, собирает их, бросает снова. И хмурится еще сильнее.