Птицы, звери и моя семья - Джеральд Даррелл

Я присел на корточки и терпеливо ждал, пока рыбаки, переговариваясь и зубоскаля, делали свое дело. Стоило рыболовной сети показаться над водой, как заблестел-заиграл улов. А когда ее вытащили на песок, показалось, что она живая, пульсирующая рыбами, которые с решительным стаккато лупили хвостами и сшибались между собой в бесполезных попытках вырваться на свободу. Появились корзины, куда стали кидать улов: рыбы красные, белые и в винно-красную полоску, морские ерши, напоминающие яркий гобелен. Иногда в сеть попадал осьминог или каракатица смотрела на тебя с тревогой в поистине человеческих глазах. После того как весь улов перекочевал в корзины, наступал мой черед.

На дне сети лежали груды камешков и водорослей, среди них-то я и добывал свои трофеи. Круглый плоский камень, из которого росло изумительное белоснежное коралловое деревце, похожее на буковый побег среди зимы, с голыми ветками, запорошенными снегом. Светло-бежевая в ярко-красных пятнышках морская звезда на подушке, почти такая же толстая и большая, как бисквитный торт, не с заостренными щупальцами, как у обычных морских звезд, а со скругленными, фестончатыми. Однажды мне достались два невероятных краба: когда такой краб втягивал свои клешни и ножки, они тютелька в тютельку совпадали с краями овальной раковины. Белые, с ржавым рисунком на панцире, чем-то напоминавшим восточное лицо. Я бы это не назвал защитным окрасом; видимо, у них было не так много врагов, если они позволяли себе разгуливать по морскому дну в такой броской ливрее.

В то утро я ковырялся в большой куче водорослей, и Кокино, закончив перекладывать рыб в корзины, подошел мне помочь. Там был обычный ассортимент: крошечные кальмары величиной со спичечный коробок, рыба-игла, морские пауки и всевозможные рыбки, не сумевшие ускользнуть сквозь ячейки сети, несмотря на свою миниатюрность. Вдруг Кокино крякнул от удивления, смешанного с весельем, вытащил что-то из спутанного клубка водорослей и протянул мне на мозолистой ладони. Я не поверил собственным глазам – это был морской конек! Коричнево-зеленый, ладно скроенный, похожий на необычную шахматную фигуру, он лежал на ладони, хватая воздух своим странно вытянутым ртом, а его хвост отчаянно сворачивался и разворачивался. Я поспешно схватил его и погрузил в банку с морской водой, очень надеясь, что успел его спасти, и мысленно вознес молитвы святому Спиридону. К счастью, конек успокоился и повис в воде, помахивая плавничками на голове, справа и слева, с такой скоростью, что они размывались до невидимости. Убедившись, что с ним все в порядке, я принялся разгребать водоросли с рвением золотоискателя, прочесывающего весь берег реки, после того как он там нашел крупицу золота. И такое прилежание было вознаграждено – через несколько минут в моей банке висели уже шесть морских коньков. Окрыленный этой удачей, я быстро попрощался с Кокино и другими рыбаками и помчался домой.

Здесь я бесцеремонно избавился от четырнадцати медяниц, освободив таким образом аквариум для нового улова. Я знал, что кислорода в банке, где томились во временном заключении морские коньки, хватит ненадолго, и потому нельзя терять ни минуты. Я побежал с аквариумом к морю, тщательно вымыл, засыпал дно песком и помчался обратно. Потом я еще три раза бегал с ведрами морской воды. К тому моменту, когда я опорожнил последнее ведро, пот с меня тек рекой, и я себя спрашивал, стоят ли морские коньки таких усилий. Но, пересадив их в аквариум, я понял, что стоили. Ранее я закрепил в песке сухую оливковую веточку. Попав в новую среду, коньки, словно пони, выпущенные в поле на свободу, стали нарезать круги, с немыслимой скоростью перебирая плавниками, со стороны же казалось, что эти существа работают на внутреннем моторчике. Обежав, так сказать, галопом новую территорию, они все устремились к оливковой веточке, любовно обвили ее своими хвостиками и с серьезным видом вытянулись по стойке смирно.

Морские коньки имели мгновенный успех. Они были едва ли не единственными из всех, кого я принес в дом и кто получил единодушное одобрение семьи. Даже Ларри порой заглядывал ко мне, чтобы понаблюдать за тем, как они подплывают к передней стенке или разгуливают туда-сюда. У меня на них уходило много времени. Дело в том, что морская вода быстро застаивалась, и, чтобы она была чистой и свежей, приходилось по четыре-пять раз в день таскать тяжелые ведра. Утомительная процедура, но я ее выдержал, и слава богу, ибо в противном случае не стать бы мне свидетелем невероятного зрелища.

Один из коньков явно преклонных лет, поскольку он был почти черный, отрастил приличное брюшко, что я объяснял возрастом. Как-то утром я заметил на брюшке шов, как будто полоснули лезвием бритвы. Если морские коньки дерутся, подумал я, то, интересно, каким оружием они пользуются – а на вид такие безобидные. И вдруг, к моему несказанному изумлению, шов разошелся, и из брюшка выплыло крохотное хрупкое подобие конька. Я так и вытаращился. А между тем за первым последовал второй, третий… и вскоре вокруг мамаши, как облако дыма, закрутились два десятка новорожденных. Испугавшись, что другие взрослые коньки могут пожрать это потомство, я спешно подготовил еще один аквариум и пересадил в него чудесную маму с детишками. Теперь мне приходилось постоянно менять воду сразу в двух аквариумах, что равносильно подвигу Геракла, и я себе казался тягловой лошадью, но все же решил продержаться до четверга, когда к нам на чаепитие пожалует Теодор и я смогу показать ему мои приобретения.

– Ага, – воскликнул он, изучая содержимое аквариумов с профессиональным рвением. – Весьма, весьма любопытно. Разумеется, согласно научным трудам, морские коньки обитают в наших краях, но лично я… э-э… их раньше не видел.

Я показал пальцем на мать с целым роем крохотных детенышей.

– Нет-нет, – замотал головой Теодор. – Это отец.

Сначала я решил, что он меня разыгрывает, но он внес ясность: после того как самка отложила яйца, а самец их оплодотворил, он их помещает в специальную выводковую сумку, где они созревают и откуда потом выходят. Так что конек, которого я принял за гордую мамашу, на самом деле был гордым папашей.

Вскоре необходимость поддерживать конюшню с морскими коньками микродозами из водорослей и свежей водой стала все же чересчур обременительной, и мне с огромной неохотой пришлось выпустить коньков обратно в море.

Тот же Кокино не только помог мне пополнить коллекцию за счет живности, выловленной сетью, но и познакомил меня с самым передовым способом рыбной ловли.

Однажды, когда мы встретились на берегу, он перенес в свою утлую лодчонку канистру из-под керосина, заполненную морской водой. На дне канистры лежала большая и какая-то томная каракатица. Кокино обвязал линем сочленение головы с яйцеобразным телом. Я спросил про его планы и в ответ услышал, что он будет охотиться на каракатиц. Я удивился, так как в лодке не видно было ни лески, ни сети, ни даже трезубца. Как же он собирается их ловить?

– С помощью любовной наживки, – произнес он загадочно.

Я как натуралист считал своим долгом изучать все способы поимки живности, поэтому попросил разрешения Кокино сопровождать его и засвидетельствовать таинственную охоту. Мы вышли на лодке в голубую бухту и сделали остановку, когда под нами оказалось несколько морских саженей кристально чистой воды. Кокино взял свободный конец длинного линя, соединенного с каракатицей, и обвязал вокруг большого пальца ноги. После чего бросил каракатицу в воду. Несколько секунд она дрейфовала, поглядывая на нас так, словно не верила глазам своим, а затем, выпустив струйки воды, короткими рывками устремилась прочь, оставляя за собой заметный линь, пока не скрылась в синих глубинах. Линь, окончательно размотавшись поверх борта, стал оттягивать большой палец Кокино. Он закурил и взъерошил свою огненную копну волос.