Конец лета - Даниэла Стил

– Точно. К тому же я подозреваю, что если в одинпрекрасный день я подъеду к дому на «роллс-ройсе», моя экономка тут жеуволится. Она и так уж возмущена всем этим «безобразием», которое висит у меняна стенах. Как-то я повесил было прекрасную французскую ню, так она ее сняла,как только я уехал из Кармела. Вернувшись домой, я нашел картину завернутой впростыню. Пришлось увезти ее обратно в город.

Динна снова рассмеялась. Бен отпер машину и галантнораспахнул перед дамой дверцу.

Он привез Динну в итальянский ресторанчик, спрятавшийся втихом переулке недалеко от залива. Большую часть обеда они говорили обискусстве. Динна рассказывала о времени, когда они с отцом колесили по Европе иАмерике, жадно пожирая сокровища каждого музея, который попадался им по пути.Бен рассказал, как учился сначала у деда, потом у отца, перенимая их знания вобласти искусства, как посещал вместе с ними знаменитые аукционы в Лондоне,Париже и Нью-Йорке.

– Признаться, я никогда не думал, что войду в этотбизнес, – закончил он.

– Но почему?

– Мне хотелось заниматься чем-нибудь поинтереснее.Например, стать шпионом или участвовать в родео. О том, чтобы стать шпионом, ямечтал лет до девяти, но дед заявил, что это нереспектабельное занятие. Честноговоря, иногда я сомневаюсь в респектабельности и нашего бизнеса. Когда япоступил в колледж, мне хотелось стать кем-то вроде детектива, точнееспециалистом, который распознает подделки картин. Некоторое время я дажезанимался этим, но почему-то очень часто я не мог распознать фальшивки.Надеюсь, сейчас я стал разбираться в искусстве лучше.

Динна улыбнулась. Если судить по тому, что она видела вгалерее и в доме Бена в Кармеле, в искусстве он действительно разбирается.

– Скажите, сколько лет вы замужем? – вдруг спросил Бен.

Столь личный вопрос, да еще и заданный так неожиданно,удивил Динну. До сих пор он ни о чем таком не спрашивал.

– Восемнадцать лет. Я вышла замуж, когда мне былодевятнадцать.

– Значит, вам...

Бен изобразил, будто считает на пальцах. Динна засмеялась.

– В ноябре исполнится ровно сто лет и три года. Оннахмурился.

– Неправильно, у меня получается сто два.

– Ну и хорошо. А вы? Вы когда-нибудь были женаты?

– Один раз и недолго. – Бен отвел взгляд. – Боюсь, чтов людях я тоже не очень-то умею распознавать фальшивки. Она мастерски водиламеня за нос, а я был совершенно счастлив. А потом все кончилось.

Он улыбнулся и снова встретился взглядом с Динной.

– У вас не было детей?

– Нет. Это единственное, о чем я жалею. Мне бы хотелосьиметь сына.

– Мне тоже.

Уловив в голосе Динны грустные нотки, Бен всмотрелся в еелицо.

– Но у вас есть прекрасная дочь.

– У меня было еще два сына, но оба умерли сразу послерождения.

Это было слишком серьезное и важное сообщение, совсем неподходящее для застольной беседы с малознакомым мужчиной. Но Бен тольковсмотрелся в ее глаза – и прочел в них то, что хотел узнать.

– Мне очень жаль.

– Мне тоже было жаль. А потом, когда родилась Пилар,для нас это было чем-то вроде удара. Во французских семьях, знаете ли,новорожденных девочек не встречают аплодисментами.

Казалось, Бена ее слова позабавили.

– А вам нужны были аплодисменты?

– Как минимум. – Динна наконец улыбнулась. – Но лучшелитавры. И военный парад.

– Вас трудно в том упрекнуть. Пилар была третьимребенком? – Динна кивнула. – Вы с ней очень близки?

Бен думал, что мать и дочь должны быть близки, и оченьудивился, когда услышал, что это не так.

– Сейчас – нет, но когда-нибудь мы снова станем ближе.Сейчас же Пилар разрывается между двумя культурами, она ведь и американка, ифранцуженка. Иногда ей приходится тяжело.

– Быть пятнадцатилетним вообще нелегко. – Бен ссодроганием вспоминал, какой была в этом возрасте его сестра. – Она похожа навас?

Он не настолько хорошо разглядел девочку на картинах Динны,чтобы судить, насколько они похожи.

– Нисколько. Пилар – копия отца. Она очень хорошенькая.

– Как и ее мать.

Динна помолчала, потом улыбнулась и сказала:

– Благодарю вас, сэр.

Разговор снова перешел на темы искусства. Бен старался некасаться болезненных или слишком личных вопросов, но временами Динна не былауверена, что он ее слушает. Казалось, он постоянно наблюдает за ней и глазамиговорит совсем не то, что языком. Они засиделись допоздна, в полночь ресторанстал закрываться, и их попросили уйти.

Бен привез Динну снова к тому месту, где стоял ее «ягуар».Выходя из машины, Динна улыбнулась:

– Я чудесно провела вечер.

– Я тоже.

Больше Бен ничего не добавил. Включая зажигание, Диннапосмотрела на него в зеркало заднего вида. Бен помахал рукой, повернулся ипошел к своей машине, засунув руки в карманы и опустив голову, словно взадумчивости.

* * *

Поздно ночью, когда Динна уже легла в кровать и выключиласвет, раздался телефонный звонок. Ей не хотелось брать трубку, но короткиечастые гудки указывали на то, что звонок междугородный.

– Динна? Звонил Марк.

– Здравствуй, дорогой, ты где?

– В Риме. Если я тебе понадоблюсь, я в отеле «Хасслер».У тебя все в порядке?

Связь была очень плохая, и голос Марка был едва слышен.

– У меня все хорошо. Как ты оказался в Риме?

– Что? Я тебя не слышу...

– Я спросила, почему ты в Риме?

– Я здесь по делу Салко. Но в эти выходные я смогунавестить Пилар.

– Передай ей от меня привет.

Динна сидела на кровати, не зажигая света. Чтобы Марк еерасслышал, ей приходилось кричать.

– Я тебя не слышу!

– Я сказала, передай ей привет и скажи, что я ее люблю!

– Хорошо. Непременно. Тебе хватает денег?

– Да, хватает.

Некоторое время в трубке был слышен только треск, потомДинна расслышала голос, но разобрать слова было невозможно.

– Я тебя люблю!

По какой-то необъяснимой причине Динна испытала оструюпотребность сказать Марку эти слова и услышать от него в ответ то же самое. Ейнужно было почувствовать связь с ним, но Марк, казалось, был бесконечно далек.

– Марк, я тебя люблю!