Социальная справедливость и город - Дэвид Харви

В теории игр мы обычно предполагаем, что участники равны в своем распоряжении ресурсами. В коалиционном анализе, однако, мы можем опустить это предположение и рассматривать «игру со взвешенным решением» (Isard et al., 1969, 400–402). В этом типе игры каждый участник привносит в коалицию определенный «ресурс», который потом может быть использован в процессе заключения сделок. Этим ресурсом может быть голос, могут быть деньги (например, для побочных платежей, как законных, так и незаконных), может быть влияние (например, контакты с членами другой группы), а может быть информация (например, о конкурентах или выгодных стратегиях). Интересно отметить, что голос (при голосовании) — возможно, наименее важный из этих ресурсов для большей части политической активности и единственный ресурс, который распределен равномерно среди членов коалиции. В игре со взвешенным решением результат зависит от возникновения коалиции, обладающей достаточными ресурсами, чтобы «выиграть». Выигрыши обычно позитивные для выигравшей коалиции и нулевые для проигравших. Такая ситуация достаточно типична для городской политики и объясняет наши ожидания того, что наиболее властное сообщество (в финансовом, интеллектуальном или влиятельном смысле) может доминировать при принятии решений о размещении, обеспечивая себе преимущества. Таким образом, неравенство в ресурсах, необходимых для участия в политическом переговорном процессе, создает условие для будущего распределения ресурсов, ведущего к усилению этого неравенства.

Я пока предполагал, что существует такая вещь, как гомогенное «сообщество» или «группа», которые могут эффективно участвовать в переговорном процессе. Это условие редко выполняется. Поэтому нам нужно понять, как и почему формируются группы и как, сформировавшись, они действуют в качестве игрока на политической арене. Это сложный вопрос. Однако я прежде всего озабочен тем, какова вероятность, что группа сформируется, что она будет действовать согласованно, проявлять свою власть в процессе политических переговоров и что она преуспеет в приобретении общественных благ. Кажется, что здесь основной водораздел проходит между «малыми группами» и «крупными группами». Это различие проявляется наиболее явно в анализе группового выбора, представленного в работах Олсона (Olson, 1965). Анализ строится на предположении, что индивидам присуще преследование собственных интересов, и далее демонстрируется, что «чем больше группа, тем менее она будет способна обеспечить оптимальное количество коллективного блага». Нам не стоит углубляться в обоснования этого вывода. Важно, что малые группы могут быть вполне эффективными в обеспечении себя коллективными благами, особенно когда один человек в группе сильно заинтересован в добывании этого блага. Но бо́льшие, более сбалансированные группы, вероятно, менее продуктивны в этом отношении. Этот вывод сходен с тем, к которому пришли исследователи группового выбора и коллективного поведения (Buchanan, 1968). Несложно распространить этот вывод на процесс политических переговоров и предсказать, что «меньшие группы, привилегированные и промежуточные, часто подавляют большие латентные группы, которые считаются доминирующими в демократическом обществе. Привилегированные и средние группы часто побеждают численно превосходящие их силы больших или латентных групп, так как первые обычно организованы и активны, а последние — не организованы и неактивны» (Олсон, 1995, 120).

То, что это условие может быть выведено из предположения о следовании всех людей собственным интересам, может показаться неожиданным, даже при том, что горький опыт учит нас, что небольшие, влиятельные, хорошо организованные группы могут обычно не принимать во внимание желания обширной массы неорганизованных людей. Олсон указывает, что большие массы людей, мотивированные собственными интересами, могут быть организованы для борьбы за собственные коллективные блага только при наличии стимулов (таких, как пенсия или выгодные условия страховки) или по принуждению (которое применяется, например, профсоюзами в их политике приема на работу только членов определенного профсоюза).

Эти общие выводы имеют серьезные последствия для нашего понимания политической системы, действующей в городском контексте. Исходя из этого, мы можем точно предсказать, например, что «соседние муниципалитеты столичного округа, обеспечивающие общественные блага (такие, как железные дороги местного сообщения, образование), которыми пользуются жители областей, находящихся под юрисдикцией разных муниципалитетов, тоже будут иметь тенденцию обеспечивать меньшее оптимальное количество подобных услуг; и что наибольший муниципалитет (представляющий, скажем, центральный город области) будет нести на себе непропорционально большую долю издержек» (Олсон, 1995, 32).

Любая деятельность, производящая значимые внешние выгоды через политическую систему, имеет тенденцию быть недостаточной, и велик соблазн выдвинуть гипотезу, что любая деятельность, производящая значительные внешние издержки, будет контролироваться и компенсироваться в недостаточной мере. Поскольку малые группы, вероятно, более влиятельны в процессе принятия политических решений, мы можем также предполагать, что большинство решений (как по размещению, так и по распределению) будут отражать в непропорциональной мере желания малых групп давления, противостоящих массам населения. Поскольку эти группы редко действуют из альтруистических побуждений, мы можем ожидать, что эти решения будут вести к прямым и косвенным выгодам для членов этой группы, а не другой. Вот два достаточно предсказуемых следствия из анализа Олсона. Во-первых, маловероятно, что член большой группы добровольно откажется даже от самой малой доли своих ресурсов для достижения коллективной цели, даже если достижение этой цели сделает каждого индивида сообщества благополучнее. Примеры такого поведения найти нетрудно (см. исследование Keene and Strong, 1970 реакций на план Брендиуайна[12] — наглядный случай такого рода ситуации). Во-вторых, невозможно, чтобы большая группа смогла добровольно придерживаться согласованной политики и целей, так как, чтобы делать это эффективно, в группе должен быть консенсус, иначе безразличие участников позволит одной мелкой группе вести переговоры и проводить свою политику. Поскольку всегда есть вероятность, что одна небольшая группа, выступая от имени большой группы, станет проводить политику, выгодную только ей, мы должны предположить наличие серьезной внутригрупповой конкуренции за исполнительную власть, что будет ослаблять групповую позицию на переговорах. Опять же, это хорошо известный случай в городском контексте, и встречается он настолько часто, что значительно влияет на исход игры «планирование использования земельных угодий» (Keyes, 1968).

Мы можем прийти к заключению о невозможности объединения эгоистичных индивидов в большую группу, которая будет действовать добровольно с целью обеспечения коллективного блага для каждого участника группы. Действия больших групп возможны только при внешнем стимулировании, когда применяются санкции или создаются такие институциональные условия, которые формализуют «правила игры» для принятия решений в большой группе при проведении внутригрупповых и межгрупповых переговоров. Это заключение не обладает универсальным характером, несомненно, есть и исключения (обычно связанные с важностью вопроса, единодушием в отношении проблемы, проницательностью и альтруизмом рабочей группы, действующей от имени большой группы, и т. д.). Этот вывод заставляет нас обратить внимание на существующую институциональную рамку принятия коллективных решений и удовлетворения конкурирующих потребностей и желаний разных групп давления, выделяющихся из общей массы населения. Я не намерен представлять подробный анализ того, как эти институты участвуют в перераспределении дохода. Но имеет смысл сделать об этом пару замечаний. Во-первых, они отчасти отражают деятельность существующих групп, и они, следовательно, лучше приспособлены учитывать давление малых групп (особенно лоббистов и групп со специальными интересами), чем реагировать на потребности и чаяния больших групп: отсюда вся нынешняя риторика во многих американских городах о необходимости сделать городские администрации более отзывчивыми к потребностям людей. Во-вторых, институциональная структура, когда-то сложившись, может вполне стать закрытой или частично закрытой. В недавнем исследовании программ по борьбе с бедностью в Балтиморе Бахрах (Bachrach, 1969), например, обнаружил, что низкодоходные группы испытывают большие сложности в достижении позиции, с которой они могли бы вести переговоры. Другими словами, группы могут эффективно исключаться из переговорных игр и совершения сделок с помощью институциональных барьеров или маневров других групп. Только сильная и сплоченная группа сможет преодолеть такие барьеры и обойти проблему, получившую название «блокирование принятия решений». Это объясняет, почему игра в городское планирование часто напоминает игру для одного участника, а не игру с нулевой суммой для n лиц.