Между психотерапевтом и клиентом. Новые взаимоотношения - Майкл Кан

это происходит, грандиозно-эксгибиционистские потребности перестают быть примитивными. Хорошо зеркализировавшиеся дети не спрашивают и не заботятся больше о том, являются ли они самыми замечательными в мире. Они знают, что их принимают, любят, что они привлекательны. Такие дети твердо усвоили подобную установку независимо от того, какие сообщения они могут получить из внешнего мира. Это значит, что их самоуважение укоренилось прочно, скорее всего, навсегда.

Если же родители слишком обеспокоены или чересчур заняты вопросами своей собственной самооценки, то несмотря ни на что ребенок никогда не получит достаточно ранних позитивных сообщений. Грандиозно-эксгибиционистские потребности фрустрируются травматическим образом, а затем подавляются, поскольку с ними слишком больно сталкиваться, когда нет никакой надежды на их удовлетворение когда-либо.

Психоаналитическая теория указывает на одну из издержек подавления важной потребности, а именно на то, что эта потребность не интегрируется в развивающуюся личность. Потребность отделяется от эго, а поскольку эго является той частью личности, которая инструментирует интеграцию и подготавливает взросление, потребность остается в своей примитивной форме. Такова судьба грандиозно-эксгибиционистских потребностей, если они остаются неудовлетворенными. В таком случае человек, вероятно, будет страдать от неуверенности и чувства неполноценности, перемежающихся порой волнами нереалистичной грандиозности и, в некоторых случаях, неадаптивного хвастовства, когда мощные потребности в зеркализации на какой-то момент прорываются сквозь барьер подавления и тщетно пытаются получить хотя бы крохи удовлетворения. Таким образом, необходимая структура самости задерживается в развитии[63].

Потребность в идеализации

Второй сильной потребностью развивающейся самости является необходимость в том, что Когут назвал идеализированным родительским образом (imago). Для ребенка важно знать, что хотя бы один из родителей является сильным и умным. Если эта потребность удовлетворяется, ребенок может рассчитывать на помощь этой цельной, умной и способной личности в общении с внешним миром, слишком сложном для маленького человечка, и с событиями внутренней жизни, слишком хаотичными и пугающими для незрелого эго[64].

Как и в случае родительской зеркализации, здесь так же неизбежны неудачи и промахи. Не бывает всеведущего или всемогущего родителя, и, время от времени, сей факт становится понятен даже маленьким детям. Ребенок, неоднократно имевший возможность идентификации с силой и умом, в случае родительской неудачи, способен обнаружить свои собственные силу и ум. Таким образом, шаг за шагом, через процесс преобразующей интернализации, ребенок приходит к чувству уверенности в своем состоянии справиться с трудностями внешнего мира и с неизбежными внутренними конфликтами и напряжением. Эта уверенность является ключевой частью самости.

По мере того как эта часть самости растет и созревает от детства к взрослости и дальше, развиваются совершенно необходимые способности. Во-первых, она является хранилищем идеалов, которыми человек руководствуется в жизни. Во-вторых, она тренирует контроль над побуждениями и импульсами, давая возможность использовать их, не опустошаться ими. В-третьих, развивается способность к самоуспокоению в ситуациях стресса и боли. И, наконец, Когут считает, что «высшие» аспекты личности — юмор, эмпатия, творчество и мудрость — исходят из успешного внутреннего переживания идеализации родительского образа (imago).

Опасность наступает в случае, если ребенок не может идеализировать ни одного из родителей. Это происходит, когда родители замкнуты в стереотипе уничижения и опорочивания друг друга перед ребенком или когда их поведенческие проблемы настолько серьезны, что для ребенка становится болезненно ясной их неспособность быть кандидатами для идеализации. В таком варианте у ребенка просто нет возможности развивать эту часть самости. Согласно Когуту, когда мы встречаем людей, которые выглядят не имеющими ни радости в жизни, ни способности к вдохновению, жизненное начало которых скрыто от них самих, мы, вполне возможно, наблюдаем свидетельство неудовлетворенной потребности в идеализации родительского образа.

Потребность быть похожим на других

Третью потребность развивающейся самости Когут назвал «схожестью» или «двойничеством» (twinship), или потребностью в альтер-эго. Он считал, что детям необходимо знать о своей «похожести» на мир, в котором они родились, о своем малом от него «отличии». Если эта потребность удовлетворяется, то у взрослой личности развивается чувство социальной принадлежности, своего общественного статуса. Если такое удовлетворение осуществляется неадекватно, то дети подвергаются опасности переживаний, в которых они чувствуют в ряде основных отношений свою непохожесть на других людей, — свою некую «странность» и «негодность»[65].

Долгое время Когут считал, что самость состоит только из двух компонентов — грандиозно-эксгибиционистского и идеализации родительского образа. Потребность быть похожим на других он добавил позднее и писал о ней меньше. Достаточно отметить, что она является частью самости. Это поможет нам в понимании некоторых переносов.

Самость

Если эти три потребности удовлетворены адекватным образом, ребенок развивает здоровую самость, влекущую за собой высокую самооценку, отлаженное руководство системой идеалов и ценностей и уверенность в развитии собственных способностей. Если эти потребности удовлетворены недостаточно, то самость окажется с изъянами, которые станут препятствовать здоровому развитию и создавать жизненные проблемы большей или меньшей сложности. Когут назвал эти проблемы расстройствами самости (self-disorders). (Интересно отметить утверждение Когута, считавшего, что если родители успешно удовлетворяют потребность ребенка хотя бы в одной из трех областей — зеркализации, идеализации или альтер-эго, то у ребенка не разовьется серьезного расстройства самости. Ребенок выстроит то, что Когут назвал компенсаторными структурами в сфере потребности, которая была удовлетворена успешно.)[66]

В самом начале работы над психологией самости Когут считал, что нашел новый способ понимания одной диагностической группы, называемой нарциссическими расстройствами: он думал, что эти проблемы вытекают из недостаточно развитой самости, и только эти состояния именовал расстройствами самости. По к концу своей жизни ученый и его коллеги пришли к убеждению, что лишь немногие из нас не имеют более или менее серьезных проблем с самостью, а среди ищущих психологической помощи таких людей еще меньше[67].

Свою теорию развития Когут назвал психологией самости (self psychology), определяя самость как часть личности, которая является связующей в пространстве, протяженной во времени, центром инициативы и получателем впечатлений. Эта самость выстроена из «структур», которые проистекают из преобразующей интернализации[68].

Когут утверждал, что развитие и становление самости является процессом всей жизни и на всем ее протяжении личность испытывает постоянную потребность в людях (он называет этих людей объектами самости — self-objects), которые предоставляют переживания зеркализации, служат идеализированным образом, удовлетворяют потребности альтер-эго в сопричастности. Теория Когута — полезное напоминание тем из нас, кто уверовал (отчасти из чтения психологической литературы) в полную «самостоятельность» зрелых взрослых людей и пришел к выводу, что только слабым нужна помощь других людей.

Отношение к теории развития Фрейда

В очень упрощенной форме это и есть теория развития Когута. Прежде чем мы перейдем к его клинической теории, необходимо