Первая Мировая. Война между Реальностями - Сергей Переслегин
Шрифт:
Интервал:
С другой – французы в него не очень верили. Нарушить нейтралитет Бельгии (шесть бельгийских дивизий плюс три сильные крепости), вызвать негативную позицию Англии (экспедиционная армия от 4 до 6 дивизий и сильнейший в мире флот), рискнуть Эльзасом – все это ради кусочка южной Бельгии, ради примитивного флангового охвата? В возможность марш-маневра через центральную и северную Бельгию к нижней Сене французы не верили совершенно, для них это была фантастическая и невозможная идея.
В результате французы пошли на компромисс, который, как известно, хуже любой из альтернатив. Они считались с нарушением немцами нейтралитета Бельгии – но в ограниченном масштабе. Они предполагали также, что действий против Бельгии может и вовсе не быть. Поэтому они зарезервировали часть своих сил, предполагая использовать их тем или иным образом – в зависимости от того, как именно развернется немецкое наступление.
В принципе в отличие от немцев французы к 1914 году так и не создали плана войны, о котором можно было бы сказать что-то хорошее или хотя бы что-то плохое. У них был разработан активный план развертывания (последняя его версия была реализована и вошла в историю под названием «Плана № 17»). Этот план ставил задачу наступления.
Но куда?
Формально конечной целью объявлялся Берлин, но в отличие от плана Шлиффена, где по дням и по дивизиям указывалось, когда и как будет окружен Париж, в «Плане № 17» подобные расчеты напрочь отсутствовали.
«Мы пойдем на Берлин, форсировав Рейн у Майнца» – такой лозунг едва ли можно назвать стратегическим решением.
В сущности, замыслы французов не заходили далее реки Рейн.
Прежде всего, они собирались атаковать Эльзас – не столько из военных, сколько из патриотических соображений. Никакого смысла в этой операции не было, что французы и сами понимали, называя Эльзас «стратегическим захолустьем».
Главный удар предполагалось нанести севернее – через лесистые и бездорожные Арденны, причем направление этого удара – на восток или же на северо-восток – было поставлено в зависимость от действий противника в Бельгии.
Если немцы ограничивали свое развертывание французской границей – по примеру 1870 года, – предполагалось атаковать прямо на восток, имея в виду встречное сражение. Если оно заканчивалось успешно, французы продолжали продвигаться к востоку, вынуждая немцев постепенно отходить за Рейн, что подразумевало добровольное оставление ими Эльзаса и Лотарингии. Впрочем, даже при самых благоприятных условиях, при разгромном выигрыше встречного сражения в Лотарингии, это наступление было бы сопряжено с серьезными проблемами. У французов отсутствовала сверхтяжелая артиллерия, и брать расширенный лагерь Меца,[31] а равным образом и форты Страсбурга, им было нечем.
При любом продвижении к Рейну эти две ключевые крепости расчленяли боевой порядок французов, нависали над флангами и, главное, контролировали железные дороги. Практически, не овладев Мецем и Страсбургом, французы не продвинулись бы дальше реки Саар.
Зато в случае поражения во встречном сражении в Арденнах они просто отошли бы за Маас и линию крепостей, в этом смысле особого риска в «Плане № 17» не было.
Гораздо более интересная игра возникала, если бы немцы большими силами наступали бы через Люксембург и южную Бельгию. Французское командование видело в этом риск: противник выигрывал их фланг. В этом случае предполагалось в свою очередь атаковать во фланг обходящее крыло немцев, для чего войска в Арденнах разворачивались не на восток, а на северо-восток, одновременно вытягивая свое расположение к северу до места слияния Самбры и Мааса.
«Сыграно» в соответствии с каноном шахматной игры: контрудар в центре является лучшим возражением на фланговую атаку. На шахматной доске с ее плоской метрикой атака на фланге всегда будет отставать от контригры в центре (при правильной игре обеих сторон). Однако метрика западноевропейского ТВД искривлена: кратчайшее расстояние между точками далеко не всегда есть прямая линия. Движение в центре, в лесистом бездорожье Арденн, при прочих равных условиях осуществляется медленнее, нежели движение по фландрским равнинам. Потому во Франции и Бельгии наступление в центре будет развиваться медленнее, нежели обходной маневр через Бельгию. Вызывает удивление, что французы не разобрались в этой, не такой уж сложной, проблеме до войны» (Комментарии к книге М. Галактионова «Темпы операций»).
К этому следует добавить, что риски наступления противника через центральную и северную Бельгию французы вообще не рассматривали. В худшем случае они ожидали там «набегов германской кавалерии». Против этих набегов развертывалась группа второсортных территориальных дивизий генерала д’Амада, гарнизон Мобежа, какие-то батальоны в упраздненной крепости Лилля. Ну и, если англичане соблаговолят прислать свои войска, на что французское командование, вообще говоря, не имело права рассчитывать, английская экспедиционная армия развернется к северо-западу от линии французских войск и как-то прикроет их фланг.
В целом французский план, по крайней мере, гарантировал, что войска, в отличие от 1870 года, своевременно развернутся на восточной границе, займут крепостные районы и под их прикрытием вступят в бой. Исход этого боя даже с французской точки зрения оставался гадательным. Французы говорили о наступлении, думали о наступлении, приняли ура-патриотический наступательный устав, рассчитанный более на «наступательный дух французского солдата», чем на какую-то оперативную или тактическую реальность, но в глубине души они прекрасно понимали, что после первого же столкновения войск им придется обороняться и что думать надо не о Рейне, и даже не о Сааре, а о Самбре и Маасе.
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!