Первая Мировая. Война между Реальностями - Сергей Переслегин

Центр является шарниром, «осью маневра». Его задача – стоять на месте, опираясь на великолепную крепость Мец. Здесь Шлиффен вполне солидаризируется со старшим Мольтке, который и Лотарингию-то требовал у Бисмарка только ради этого города-крепости.

А в правом крыле Шлиффен сосредотачивает 5/6 сил Западного фронта, то есть 73 % всех военных возможностей Германии. Это крыло наступает на Бельгию, на 20-й день мобилизации занимает Брюссель, к 22-му дню выходит к Шельде и уничтожает бельгийскую армию, а к 24-му дню пересекает франко-бельгийскую границу.

«На внешнем поясе участок Бельфор – Верден почти неприступен, участок же Мезьер – Мобеж – Лилль – Дюнкирхен укреплен только с промежутками и пока почти совсем не занят. Здесь мы должны сделать попытку прорваться в крепость, – пишет Шлиффен и продолжает: – Если это нам удастся, то обнаружится второй пояс, или, по крайней мере, часть его, а именно примыкающая к Вердену позиция за р. Эн, Реймс и Ла Фер. Эта часть пояса может быть обойдена с севера. Строитель крепостей имел в виду наступление южнее Маас-Самбра, но не считался с наступлением севернее этой линии рек».

Итак, к 24-му – 25-му дню мобилизации французы обнаруживают, что им угрожает не только фланговый охват у Вердена, но и глубокий обход. Они будут вынуждены импровизировать контрманевр в условиях критической нехватки времени. А Шлиффен с каждым днем усиливает свою операцию постоянным склонением обходящего крыла к западу: «Равнение направо, и пусть крайний правый коснется плечом пролива» (Ла-Манш). При этом ширина фронта охвата растет, следовательно, плотность войск падает, тем более что придется какую-то часть их оставлять для контроля коммуникаций и обложения того же Мобежа. Вот для чего Шлиффену нужны корпуса эрзац-резерва. Правое крыло не только изначально очень сильно, оно еще и непрерывно усиливается по мере нарастания операции.

К 35-му дню немецкие войска выходят на уровень Сены, их встречает сильная крепость Париж. Ее блокируют эрзац-корпуса, а первоочередные соединения форсируют почти не охраняемую Сену гораздо ниже Парижа.

Французская армия оказывается в критическом положении. Если она сражается за Париж, ей угрожает расчленение и окружение. Если она сдает Париж, политические и экономические последствия неисчислимы, но, главное, в руки немцев попадает важнейший железнодорожный узел Франции. С этого момента французы, по сути, утратят возможность быстрого маневра войсками.

А немецкое наступление продолжается. «Грабли», прочесавшие Бельгию и Северную Францию, поворачивают к востоку-юго-востоку, отбрасывая французскую армию, все части которой находятся в движении, к этому времени уже совсем беспорядочном, на их же восточную линию крепостей. Там скучившиеся остатки армии будут принуждены к бою с перевернутым фронтом, который, если все пойдет нормально, ибо «знать победу можно, сделать же ее нельзя», быстро превратится в бой в окружении.

Решающая битва на линии французских восточных крепостей будет продолжаться с 48 по 63-й день мобилизации. Затем можно будет начать переброску войск на восток.

Конечно, в действительности все обстояло не так просто – иначе план Шлиффена не был бы сверхрискованным. Во-первых, бельгийцы тоже строили крепости, причем Антверпен при необходимости мог спрятать внутри линии фортов всю бельгийскую армию, тем более что целиком блокировать его с суши было невозможно. Это означало, что придется выделять часть сил против Антверпена и устья Шельды, что ухудшало геометрию операции.

Еще более важной была Маасская линия крепостей – Льеж и Намюр. Эти скелетные крепости не могли продержаться долго, но весь план Шлиффена был рассчитан по дням, и даже кратковременное сопротивление фортов, контролирующих ключевые переправы через Маас, было недопустимо.

Форты надо было быстро брать, и Шлиффену пришлось пойти на создание временной армии из одних только частей мирного времени, которая начинает свои действия сразу же по объявлении войны, не дожидаясь завершения мобилизации. По всем расчетам, к началу наступления Правого крыла она должна была взять Льеж, но ценой больших потерь – притом в лучших кадровых войсках. Осадной армии требовались сверхтяжелые осадные орудия, и они должны быть готовы к действиям сразу же, то есть до мобилизации основных сил.

Кроме того, превратности истории сделали начертания германо-бельгийской границы очень неудобными для Шлиффена. Большую часть этой границы закрывал так называемый Маастрихтский аппендикс – вытянутый к югу вдоль течения Мааса длинный и узкий кусочек голландской территории.

Сама по себе Голландия никакой ценности для плана Шлиффена не представляла, но этот «аппендикс» стоил так дорого, что ради него можно было решиться нарушить еще и голландский нейтралитет. Дело в том, что иначе армии Правого крыла при развертывании мешали друг другу и после пересечения бельгийской границы должны были наматывать лишние десятки километров на марш к северу. Между тем им и так нужно было очень быстро пройти огромное расстояние. Нейтралитет Голландии стоил в плане Шлиффена нескольких дней развития маневра, и эти дни могли оказаться решающими.

Далее, тормозить наступление Правого крыла могли бельгийские или французские арьергарды. Чтобы справиться с этим, А. Шлиффен включил в состав своих корпусов тяжелую артиллерию, таким образом, оперативный план оказал прямое и непосредственное действие на структуру и боевое расписание войск – случай, вообще говоря, беспрецедентный.

Наконец, дивизий первой линии на столь пространственно широкий маневр банально не хватало, и Шлиффен решился на революционную по тем временам меру, включив в состав активных армий резервные корпуса, то есть солдат старших возрастных категорий, отцов семейств, давно отвыкших от военной муштры.

И после всех этих экстраординарных мер, шансы на успех не превосходили 50 %, а исполнение плана критически зависело от владения всего одной железнодорожной линией.

А. Шлиффен не дожил до начала войны, а с поста начальника Генерального штаба он был уволен по старости и болезни еще в 1905 году. Умирая в новогоднюю ночь 1911 года, он говорил в бреду: «Об одном только я вас прошу: сделайте мне сильным правый фланг…»

Трудно сказать, насколько французское военное руководство представляло себе план Шлиффена. С одной стороны, немцы его не слишком скрывали. Дело дошло до того, что Шлиффен, уже после своей отставки, обсуждал внесенные в его план изменения в общедоступной прессе.