След кайова - Луис Ламур

Батери Мэйсон показался в двери.

— Кон, — позвал он, — сюда едут!

Для меня характерно жить настоящим моментом, причем осознание действительности увеличивалось с каждым чувственным восприятием. Нет сомнений, отчасти этим качеством наградила меня природа, но Джим Сазертон также внес ощутимый вклад в его формирование.

Он так жил и часто жаловался, как мало людей, которые на самом деле живут настоящим. По его словам, большинство существуют в пропасти между воспоминаниями и ожиданиями, но никогда не наслаждаются сиюминутным мгновением.

Несмотря на мою природную склонность жить настоящим моментом, именно замечания и собственный пример Сазертона развили ее во мне.

Теперь, ступив за порог салуна на яркий солнечный свет, я на минуту остановился, чтобы дать глазам привыкнуть к смене освещенности. Стоя на крытой веранде, я смотрел вниз на серые доски, щели, щепки и ощущал теплоту солнца, слышал тишину и звук капающей воды, просачивающейся из цистерны в корыто, приготовленное железной дорогой для проезжающих путников. Наконец я поднял взгляд и подошел к Мэйсону, стоявшему на крыльце.

Воздух был удивительно чист. Где-то далеко на фоне голубого неба клубилось облачко пыли. Плавные переливы невысоких холмов казались мягкими из-за нежной зелени молодой растущей травы. Чувствуя тяжесть револьвера на поясе, солнце, согревающее мои плечи, я прищурил глаза, наблюдая за всадником на далеком холме.

С ним, кроме мула, которого легко узнать по походке, никого не было. Солнечный зайчик блеснул на стволе его ружья.

В совершенно неподвижном воздухе легко улавливался запах пыли даже в этом — улицей его не назовешь — узком пространстве между салуном и станцией. Вокруг нескольких зданий простиралась открытая всем ветрам местность, по которой медленно двигалась единственная точка — одинокий путник.

Батери Мэйсон неожиданно выругался и спросил:

— Кон, ты, кажется, знаешь почти всех любителей мулов?

— Только не здесь.

Но, приглядевшись, я вдруг узнал незваного гостя.

Это был Хобак. Он ехал по краю холма, чтобы выиграть время. Мурашки побежали у меня по спине, как если бы я услышал, что кто-то прошелся по моей могиле.

Опустив на мгновение глаза, я увидел муравья, борющегося с крошечной, но намного превышающей его самого былинкой. Батери высунулся из-за угла салуна, и я догадывался, какие мысли родились у него в голове…

К нам не спеша приближался Датчанин — Билл Хобак.

Мы не посылали за ним. И поскольку он вряд ли бы стал праздно слоняться по окрестным холмам, должно быть, его наняли Макдональд и Франк Шеллет. Макдональд мог и не слышать о Датчанине, значит, идея принадлежала Шеллету.

Снова Шеллет. Кто же он в конце концов?

Ни мне, ни Батери Мэйсону не стоило объяснять, кто такой Датчанин. Известный охотник на людей, выслеживал и хладнокровно убивал свои жертвы, убивал за наличные. Так обычно охотятся на бизонов или оленей. Он выслеживал, убивал и затем получал свое вознаграждение.

По рассказам у костра я знал о способности Датчанина при необходимости исчезать из виду. Про него ходили легенды, как про быстрого и меткого стрелка из любого вида оружия, каждый выстрел которого нес смерть. Отлично владея револьвером, он, однако, больше полагался на ружье или обрез, которые обычно везде носил с собой.

Никто не считал, сколько человек он отправил на тот свет. Вероятно, даже он сам. Ведь какой мясник станет вести счет разделанным тушам?

В том, что он уже заметил нас, я нисколько не сомневался. Однако Хобак продолжал следовать прежним курсом, приближаясь к станции.

Неожиданно меня обуял приступ беспокойства. Где Роди? Где Галардо?

Батери подумал о том же.

— Выстрелов не было, — заметил он, — но ребята уже должны вернуться.

С нашего места слышалось тихое бормотание, доносившееся с перрона, на котором стояли Мегари и Фланаган. Тоже заметив всадника, они наблюдали за ним, поскольку во всем необъятном ландшафте он был единственным движущимся объектом.

— Его появление — всегда загадка, — сказал Мегари. — Мне больше по душе остаться наедине с пумой в темной клетке.

— Ты его знаешь?

— Не хочу знать. Но однажды в Колорадо я слышал, что он был где-то рядом. — Мегари спустился с платформы и неторопливо направился через улицу. Подойдя к веранде, он спросил: — Знаешь, какие у него контакты? Любой труп с дыркой от пули… любой из тех, кого он собирался достать… и получить за него свои деньги.

Мое внимание снова перешло на всадника. Убив двух подонков, расправившихся с Сазертоном, я выполнил свой долг, мстя за смерть моего друга и работодателя. В этой стране принято защищать каждого члена команды, в которой ты работаешь. Датчанин представлял собой совсем другое, и я собирался приказать кому-нибудь прикончить его или сделать это сам.

Он должен был умереть, и умереть немедленно, поскольку мы могли никогда его больше не увидеть… но он наверняка не потерял бы нас из виду. Один за другим мы отправлялись бы на тот свет. Этот киллер опаснее команчей.

Может, он еще не знает, что мы здесь? Скорее всего. Неожиданно для себя он попался в ловушку.

Теперь его уже можно было хорошо разглядеть. Хобак оказался старше, чем я думал. Выглядел на пятьдесят или даже больше. Невысок, с худым угловатым лицом и очень холодными, колючими глазами.

Он подъехал к салуну, спешился, привязав мула к бревну, оглядел нас и вошел в зал.

Мегари зашевелился за моей спиной.

— Кон, мне нужно поговорить с Фланаганом, — шепнул ковбой. — Он хочет связаться с диспетчером и попытаться что-нибудь узнать.

Когда я вновь вошел в салун, Хобак стоял у стойки бара. Его обрез висел за спиной прикладом вверх на уровне плеча, а ствол свободно покачивался около правой руки. Я впервые видел, чтобы ружье носили таким способом.

Он стоял полуразвернувшись, так, чтобы не подставлять спину выстрелу из-за двери. Я подошел к бару и пристроился к нему почти вплотную, стараясь не дать возможности воспользоваться оружием.

Нет смысла лукавить с подобными людьми, и я предпочел действовать напрямик.

— Хобак, — начал я без обиняков, — тебе не встретились два парня на холмах неподалеку отсюда?

Он заморгал глазами, когда я назвал его по имени, но ответил:

— Никого не видел.

— Надеюсь, что так, потому что, если ты убил их, у тебя нет шанса. — Ужас, подобно духу мертвого всадника, всегда появлялся раньше этого человека, и он привык к такому приему. Датчанин попытался что-то объяснить, но я не дал ему продолжить. — Мне известно, кто ты такой, Хобак, как зарабатываешь на хлеб и что здесь делаешь. Теперь послушай меня. Тебе платят независимо от того, кто прикончит твою жертву. Мы будем играть по твоим правилам. Если, не важно по какой причине, погибнет хоть один из моих парней, мы посчитаемся с тобой. Я сам выслежу и прикончу тебя, как ты поступаешь с другими.