Падение Османской империи. Первая мировая война на Ближнем Востоке, 1914-1920 - Юджин Роган

Было очевидно, что изгнание союзных кораблей из турецких вод приведет к неминуемому их уничтожению британской и французской эскадрами, которые в ожидании стояли на рейде. Но когда великий визирь и его министры затронули тему разоружения кораблей в разговоре с немецким послом, Вангенгейм решительно отверг этот вариант. Тогда османы нашли компромиссное решение, предложив немцам передать корабли в собственность Османской империи через фиктивную продажу, и, прежде чем посол смог получить одобрение Берлина, Джемаль-паша выпустил официальное коммюнике для прессы от 11 августа, объявив о «покупке» крейсеров «Гёбен» и «Бреслау» османским правительством за 80 млн марок — цифра, которую Джемаль, казалось, взял из воздуха. В коммюнике говорилось, что эти немецкие корабли заменят дредноуты «Султан Осман» и «Решадие», реквизированные британцами.

Заявление о продаже кораблей османскому флоту оказалось весьма грамотным пиар-ходом как для младотурок, так и для ошеломленного немецкого правительства. Гнев османов на Великобританию, «укравшую» их корабли, превратился в благодарность Германии за согласие продать современные линкоры, в которых так нуждался османский флот. Младотурки не только переиграли британцев и французов, но и получили в свое распоряжение современные военные суда, дававшие османскому флоту преимущество над российским черноморским флотом. Послу Вангенгейму предоставили объяснять этот свершившийся факт своему правительству в Берлине, в то время как «Гёбен» и «Бреслау» были спешно переименованы в «Явуз Султан Селим» и «Медилли». Адмирал Сушон был назначен командующим Османским флотом, а немецкие моряки были приняты в ряды Османских военно-морских сил. Самым лучшим, с точки зрения османов, было то, что эти корабли изменили баланс военно-морских сил в пользу империи и упрочили их связи с Германией, не вынудив Стамбул отказаться от своего нейтралитета в расширяющемся глобальном конфликте.

Пережив все августовские кризисы 1914 года, османы оказались в выигрышном положении. Они заручились союзом с могущественной европейской державой, чтобы защитить свои территории от российской агрессии. Они мобилизовали свои вооруженные силы, чтобы заставить европейские державы принимать их в расчет как сильного игрока. Они приобрели два современных боевых корабля, изменивших баланс военно-морских сил в Эгейском и Черном море в их пользу. И при этом Стамбулу удалось избежать втягивания в стремительно разгоравшуюся войну. В идеале османы хотели бы сохранить нейтралитет на протяжении всего европейского конфликта. Лучшим сценарием для них было бы дождаться, когда Центральные державы ослабят армии Антанты и перспектива австро-германской победы явственно замаячит на горизонте, и только затем вмешаться в схватку, чтобы достигнуть своих военных целей с минимальными рисками и потерями.

Однако у Германии были иные планы, в которых ее османскому союзнику отводилась куда более активная роль. После того как немецкие корабли перешли в собственность османов, Берлин начал давить на Турцию, чтобы заставить ее вступить в войну. Единственный вопрос, стоявший перед немецкими военными стратегами, заключался в том, как лучше использовать османского партнера. Некоторые считали, что османы должны открыть новый фронт против русских, чтобы оттянуть на себя часть их сил, направленных против Центральных держав. Это позволило бы Германии нарастить свое присутствие на Западном фронте и более успешно противостоять Британии и Франции. Те же, кто лучше знал османов, понимали колебания Стамбула относительно вступления в войну с Россией. Начиная с 1711 года Османская империя проиграла России все семь войн, и после пережитых недавно военных конфликтов с Италией и Балканскими странами у нее не было уверенности в победе над своим самым опасным соседом. Османы знали, что, если они нападут на Россию и проиграют, их империю ожидает неминуемое расчленение.

Другие стратеги утверждали, что наибольший эффект будет достигнут, если использовать османские войска для стремительной атаки на британские позиции в Египте. Если османы сумеют захватить Суэцкий канал, они смогут прервать британское сообщение с Индией и прекратить поставки людей и техники не только из Индии, но также из доминионов Австралии и Новой Зеландии. Немецкие военные стратеги не питали иллюзий по поводу системы обороны, выстроенной британцами вдоль канала. Однако они делали ставку на «мощное секретное оружие», которое могли задействовать османы, чтобы подорвать британские позиции с тыла.

Помимо своей роли главы Османского государства султан также носил титул халифа, или духовного лидера мировой мусульманской общины. Немцы хотели сыграть на религиозном энтузиазме 12 млн египетских мусульман, а также миллионов мусульман в британских и французских колониях в Азии и Африке, чтобы ослабить державы Антанты изнутри. Нападение на Египет вместе с объявлением джихада, или «священной войны мусульман против неверных», могло спровоцировать восстание среди неспокойного населения Египта и подорвать позиции британцев — по крайней мере так предполагали немецкие стратеги.

Популярный роман Джона Бакена «Зеленая мантия», впервые опубликованный в 1916 году, поразил воображение европейцев описанием скрытой силы исламского фанатизма. «Ислам — это вера воинов, и сегодня, как и в прежние времена, имамы стоят на минбаре с Кораном в одной руке и обнаженным мечом в другой, — с восхищением говорил сэр Уолтер Булливант, шпион в романе Бакена. — Представьте себе, что существует некий Ковчег Завета, который способен заразить последнего мусульманского крестьянина в самой далекой деревне мечтами о рае». Эта вымышленная беседа в романе Бакена состоялась в стенах министерства иностранных дел в конце 1915 года, но в те времена похожие разговоры действительно звучали в правительственных кабинетах в Берлине. Подобные взгляды получили название «исламская политика», и многие немцы были уверены, что именно через «исламскую политику» Османская империя способна принести Германии наибольшую пользу в этой войне[66].

Главным идеологом исламской политики в Германии был немецкий дипломат и востоковед барон Макс фон Оппенгейм. Родившись в династии банкиров в 1860 году, он располагал необходимыми средствами, чтобы финансировать свое увлечение Востоком. Первую поездку на Ближний Восток он совершил в 1883 году и с тех пор много путешествовал по всему региону как ученый и искатель приключений. В 1892 году Оппенгейм перебрался в Каир, который до 1909 года служил ему «базой» для путешествий по Ближнему Востоку. Он был плодовитым автором, и на его четырехтомное классическое исследование арабских племен «Бедуины» (Die Beduinen) до сих пор ссылаются многие ученые. Среди его читателей был и Томас Лоуренс, впоследствии прославившийся как Лоуренс Аравийский. Оппенгейм был обвинен немецкими дипломатами в «чрезмерном сближении с туземцами» и отправлен в отставку, однако в 1900 году он сумел завоевать доверие кайзера Вильгельма II, который сделал этого экстравагантного востоковеда своим советником по восточным вопросам. С тех пор каждое лето Оппенгейм посещал Германию и встречался с кайзером, чтобы проинформировать его о состоянии дел в мусульманском мире — к которому Вильгельм испытывал личный интерес после своей триумфальной поездки по Османской империи в 1898 году.