Реконструкция. Возрождение - Никита Аверин

Свен вздрогнул, вспомнив ужасные дни, проведённые в «Собиборе». Призрачный кошмар вновь зашевелился где-то у него в душе. Неужели он так и будет неотступно преследовать его до конца дней. Кровавый молох, медленно сводящий с ума.

– Вы восхищаетесь ими? – дрогнувшим голосом спросил он, внутренне холодея от того, какой может услышать ответ.

– А вы? – вопросом на вопрос парировал Кох-старший.

– Но ведь все эти изобретения были призваны нести разрушение, смерть, – возразил он. – Что это, если не орудия убийства?

– Идея Гитлера была отнюдь не в уничтожении мира, но в постройке нового! Он просто хотел отделить зёрна от плевел, – возразил Кох-старший. – Все, что случилось, все эти бессмысленные смерти – всего лишь вынужденная необходимость. Я ни в коем случае не поддерживаю и не защищаю это, отнюдь. К сожалению, как все безумцы, он был слишком идеалистичен! И пытался достигнуть цели методом огня и меча, тем самым изначально выбрав ошибочный путь. В результате фюрер не смог совладать с властью, которую держал в руках, и, в конечном итоге, она вскружила ему голову. И он пал. Змей пожрал собственный хвост.

– Как мир, построенный на крови и жестокости, может быть счастливым? – спросил Свен. – Вспомните историю, ни одна война или крестовые походы не оставляли после себя благополучный мир. Это путь саморазрушения.

– Но они, так или иначе, меняли его. Благополучие приходит не сразу, нужно трудиться и набраться терпения, – философски заключил Генри Кох. – Если у дерева ампутировать больную ветвь, со временем на её месте вырастет молодая и даст новые плоды. Всё встаёт на места. Новое поколение сменяет старое, и задача родителей всеми силами поддерживать его, обеспечивая процветание будущему.

– И все-таки я уверен, что прогресс и историю можно двигать без применения насилия, – покачал головой Свен. – Наука призвана созидать, а не сеять разрушения. Она должна делать мир лучше, а не разрушать его.

– В первую очередь, наука призвана служить обществу и открывать новые горизонты.

– Вот именно! – Альберт, в своей привычной манере, азартно прищёлкнул пальцами. – Так и не иначе.

– Вы ещё молоды и наивны, Свен, – с отеческой улыбкой констатировал Генри Кох. – Но со временем ваше представление о мире изменится, и вы взглянете на окружающие вас вещи совершенно по-другому.

– Отец, прошу тебя, – вставая с кресла, примирительно рассмеялся Альберт, видя замешательство друга, и, подойдя к нему, положил руку Свену на плечо. – Не слишком ли много информации в один вечер. Вы только познакомились, мы с дороги. Впереди целые каникулы, и у вас ещё будет достаточно времени, чтобы обо всем поговорить и всласть пофилософствовать. Если, конечно, у тебя, по обыкновению, не случится важных и неотложных дел.

– Разумеется, ты прав, сын, – взглянув на массивные напольные часы, кивнул Генри Кох, ставя бокал на журнальный столик. – Мистер Нордлихт, Свен, нижайше прошу простить меня за чудовищную бестактность.

– Ну что вы, сэр, – пылко заверил юноша. – Не стоит беспокоиться.

– Никаких «но», вам действительно необходим отдых, вы с дороги, столько новых впечатлений. Но, поверьте, вы быстро освоитесь и будете чувствовать себя, как дома, – Генри Кох подошёл к Свену и похлопал его по плечу. – Мы всегда рады гостям.

– Благодарю вас за любезность, мистер Кох.

– Альберт покажет вам вашу комнату. Надеюсь, вы разместитесь со всем возможным удобством. Я рад, что ты снова дома, сын.

– Я тоже, отец. Спокойной ночи.

– Отдыхайте, господа. Увидимся за завтраком.

* * *

В первую ночь, лежа на просторной кровати с широким пологом в заботливо отведённой для него комнате, Свен ворочался и никак не мог заснуть, вновь и вновь вспоминая разговор накануне. Он был во многом не согласен с высказываниями и убеждениями Коха-старшего. Особенно ранило упоминание о войне, но отца Альберта нельзя было в этом винить, так как он не был посвящён в тайну персоны юноши.

И в то же время от этого человека исходила невероятная, почти что физически осязаемая аура уверенности и силы, его уверенные рассуждения захватывали собеседника, и особенно запомнилась Свену красивая метафора о больной ветке дерева, которая со временем вырастет вновь. Ничего, у них впереди ещё много дней, и он обязательно с ним поспорит.

Заключив своеобразную сделку с самим собой, Свен заснул, а наутро, не вылезая из кровати, дрожащей от возбуждения рукой остервенело строчил в тетрадь с Машиной первый набросок о теории древа линий временных вероятностей. Не в силах ещё до конца осознать происходящее, но теперь, со сладостным предвкушением, уже точно понимая, что стоит на пороге невероятного изобретения.

Вступить в долгожданную полемику с хозяином поместья, чтобы привести свои контраргументы, юноше, к его разочарованию, удалось не так скоро, как ему того бы хотелось.

Альберт часто закрывался с отцом в его кабинете, где они пропадали по несколько часов, занимаясь какой-то работой, и подолгу что-то обсуждали. Однажды, проходя мимо двери, он услышал обрывок разговора, и ему почудилось, что упомянули его имя. Когда Свен сделал попытку полюбопытствовать, друг только загадочно улыбнулся.

– Всему своё время, старина, – сказал он. – Терпение. На отца свалилось одно неотложное дело. Придёт час, возможно, ты всё узнаешь.

Поэтому если бы не Грета, решительно взявшаяся за его обучение езде на лошади, юноша бы окончательно заскучал. Из действительно великолепных конюшен ему выделили гнедого скакуна, которого звали Рубин.

Поначалу Свен чувствовал себя неуверенно на достаточной высоте, чувствуя, как под ним резво движется живое существо, с фырканьем прядая ушами, пока наездник и лошадь привыкали друг к другу.

– А она с тебя прямо глаз не сводит, – иронично констатировал Альберт, когда в один из дней они в сторонке наблюдали, как девушка выводит из конюшни лошадей для новых занятий.

– Почему ты так думаешь? – удивился Свен.

– Да брось. Точно тебе говорю, что я, сестру не знаю? Бесплатный совет. Смотри, аккуратнее, – со своей неизменной иронией порекомендовал он, когда со стороны особняка его окликнула миссис Кох. – Не разбей девичье сердце. Иду, мам!

– Ну что, готов? – спросила Грета и подвела к Свену Рубина.

– Конечно.

– Тогда садись, я его подержу. Во-от, та-ак. Спокойно, Рубин, – она ласково погладила скакуна по холке.

Грета. С ней Свен забывал обо всем на свете. Хрупкая, воздушная, такая юная. Обворожительная в своём элегантном костюме для верховой езды, то и дело с уверенностью бывалого конюха отдававшая нужные команды, выстукивая при этом стеком по голенищу высокого сапога.

Но как и во всём касающемся чего-то нового, Свен был прилежен, быстро учился и даже ни разу не упал. А когда, наконец, самостоятельно галопом описал вокруг Греты широкий круг, упиваясь доселе не испытанным чувством невероятной свободы, та засмеялась, радостно хлопая в ладоши.