Скажи машине «спокойной ночи» - Кэти Уильямс

– Может. Но вообще-то это она.

– Хорошо. Ее.

– По крайней мере, мы так думаем.

– Мыши, которых она ест… должны быть живыми, верно?

– Ну да. Некоторые говорят, что так лучше. Но вам не о чем беспокоиться. Вы можете купить замороженных. Для нее подойдут мизинчики.

– Мизинчики? – Перл подняла руку и уставилась на свой мизинец.

– Мизинчики – это маленькие мышата. Они, гм, розовые.

– Понимаю. Потому что у них еще нет шерсти.

Он почесал в затылке.

– Ага, это сложная штука.

– Я возьму коробку. Живых.

Перл оставила ящерицу в машине.

– Одну минутку, девочка, – сказала она, чувствуя себя немного глупо от того, что разговаривает с ней.

Из зоомагазина она отправила Ретту сообщение, написав, что возвращается домой с сюрпризом. Ответ не пришел, но СУД оповестила, что он у себя. В почтовом ящике (еще один сюрприз) Перл нашла брошюры трех близлежащих университетов. Она помнила, что спрашивала Ретта насчет колледжа пару месяцев назад, но тогда до запроса информации дело не дошло, слишком ядовитым был его взгляд. Может, Ретт сам заказал брошюры? Надежды на это было очень мало. Скорее, школы автоматически отправляют их семьям, где есть дети соответствующего возраста. Перл сунула почту под мышку. Лица улыбающихся подростков на гладкой глянцевой бумаге прижались к ее коже.

Ретт стоял в прихожей, часто дыша, – будто примчался к двери из самой дальней комнаты, едва услышав поворачивающийся в замке ключ.

– Ой! Привет! – сказала она.

Его щеки раскраснелись. В голову Перл пришла странная мысль: «Если бы мой сын был вампиром, я бы нашла для него кровь».

– Почему ты так улыбаешься? – спросил он.

– Я улыбаюсь?

– Это делает твой рот.

Она коснулась уголка губ и положила почту на стол. Брошюры оказались сверху. Ретт шагнул было к ним, но тут же остановился.

– Ты… их заказывал? – тихо-тихо спросила Перл.

Он нахмурился:

– Не делай из мухи слона.

– В Санта-Крузе красивый кампус. Если хочешь, можем съездить.

– Мам…

– Ладно, ладно.

Ретт оглянулся на дверь своей спальни – его частый заскок. Он вел себя, словно какое-то дикое существо, пойманное на открытом пространстве и ищущее путь к отступлению.

– Прежде чем ты уйдешь, – быстро произнесла она, – мне нужно, чтобы ты помог мне донести кое-что из машины.

– Твой сюрприз?

– Вообще-то это твой сюрприз.

– Что это? – Он последовал за ней обратно в коридор.

– Помнишь, ты говорил, что хочешь щенка?

– Мне было семь лет. Тогда я еще не знал, что собаки едят свое дерьмо.

– Ну что ж. Это не щенок.

– Просто бросить? – спросил Ретт.

– Так же, как и в прошлый раз, – ответила Перл.

Ретт держал маленькую мышку над террариумом. Ярко-розовый комочек неистово извивался в его руке. «Он больше похож на рака или личинку, чем на мышь, – подумала Перл. – Как будто его откопали из грязи». Почувствовав запах еды, самка варана вытянула шею из-под веток, но тут же застыла. Движение и замирание было внезапным: казалось, что ящерица сменила две позы в мгновение ока.

Ретт сморщил нос:

– Не думаю, что смогу это сделать.

– Ты же делал это раньше.

– Я не думаю, что смогу сделать это сейчас.

– Тебе не нужно ничего делать. Просто разожми пальцы.

– Ага, конечно. Я ничего не сделаю. Просто разожму пальцы, а затем появится монстр и съест ее.

В наступившей тишине раздался мягкий звук трущихся друг о друга шкурок – завозились другие мышата в соломенно-желтой коробке. «Сделай это, – подумала Перл. – Давай, сделай это». Но Ретт повернул руку ладонью вверх, благополучно опустив туда мышонка.

– Эй, взгляни. – Он протянул ей руку. – Это как в той истории.

– Какой истории?

– «Мышь и моллюск».

Перл непонимающе покачала головой.

– Ты ее не знаешь? Я думал, это старый миф или типа того. Мне ее рассказывала Уна.

Перл вздрогнула от этого имени. Уна, человек-обнимашка. Перл представила себе, как эта женщина обнимает ее сына и его руки-веточки, и почувствовала, как внутри разгорается пламя. На счетах, которые отправляла страховая компания, место лечения было зашифровано как «хоспис». Перл не любила думать о том времени, и до сегодняшнего дня Ретт об этом не заговаривал.

– Уна рассказывала тебе истории? – выдохнула она.

– Иногда, – сказал Ретт, глядя на мышонка. – Иногда они мне снились. Хотя не помню, какие именно.

Что неудивительно. Ретт был изможден, страдал от жара и озноба. И теперь Перл не могла не протянуть руку, чтобы дотронуться до этого подростка, целого и невредимого. Он не отшатнулся и не отстранился, просто поднял мышь на ладони на уровень глаз и стал ее разглядывать.

– В общем, звучит она так. Жил-был один парень, – сказал он, и Перл через секунду поняла, что он рассказывает ей историю Уны, – который учился, чтобы стать оракулом… ну, типа рассказывать людям их судьбы. И часть обучения состояла в том, чтобы абсолютно неподвижно стоять в храме и держать моллюска в одной руке, а мышь – в другой. И затем приходили люди и задавали парню вопросы. Но у людей был выбор. Они могли повернуться к его правой руке и попросить моллюска рассказать правду, которую они хотели знать. Или же могли повернуться к левой и спросить у мышки.

Он сделал паузу, ожидая, пока она спросит:

– И что говорила им мышь?

– Правду, которую они не хотели знать. – Он взглянул на нее. – Ты никогда не слышала эту историю?

– Нет.

– Мне кажется, Уна ее выдумала.

После этих слов Ретт перевернул руку, и мышонок упал на мульчированное дно террариума, где теперь и лежал, извиваясь. Но только лишь пару мгновений, пока не высунулась голова варана. Перл и Ретт наклонились ближе. Сдержаться было трудно. Они как будто увидели магический трюк: маленькая мышь только что была здесь – и тут же исчезла. А ящерица скрылась под ветками.

– Милое домашнее животное ты взяла. – Ретт поднялся и вытер ладонь об штанину. – Она даже не жевала.

Ретт поддразнивал Перл всю неделю, такая уж у него привычка. Он назвал ящерицу Леди Батори в честь венгерской графини шестнадцатого века, которая убивала девочек-слуг и купалась в их крови. Хитро глядя на Перл, он также дал имена мышатам, назвав каждого разными оттенками розового: Роза, Гвоздика, Фламинго и так далее. Тем не менее каждый вечер, когда Перл звала Ретта в гостиную, он выбирал мышонка из коробки и после уговоров матери бросал его ящерице. Мышата, которые еще находились в пустом пространстве, оставленном их пожертвованными братьями, сбивались в кучу в центре коробки, чтобы согреться или, может, успокоиться.