Ограбление казино - Джордж Хиггинс

— Они это проверяют, — сказал Амато. — Если что и секут, так это.

— А коли станут проверять, — сказал Фрэнки, — позвонят этому чуваку, и он им так и скажет. Что я инженер-эксплуатационник жилого комплекса «Хез-Ли».

— Дворник, — сказал Амато.

— Дворник, — кивнул Фрэнки.

— Что платят? — спросил Амато.

— Ну, — ответил Фрэнки, — полста-шестьдесят в неделю. Только я, наверно, за получкой постараюсь не часто приходить, знаешь? Мужик-то, я ему сказал, что выскочил недавно, — а вскоре уже с их главным разговаривал, здоровенный такой жид. Он и придумал.

— Он с налогами ловчит, — сказал Амато.

— Ага, — кивнул Фрэнки. — Либо у него где-то маруха запрятана. Не знаю. Да и насрать.

— Ну а ты, — спросил Амато, — что ты-то дальше делать будешь?

— Ну, — ответил Фрэнки, — из-за этого я и зашел, думал с тобой потолковать, знаешь? Я тут, видишь, мозгой раскидывал кой насчет чего, с Расселлом тер, он тоже кое про что думал, только мне такое, понимаешь, не в струю вообще-то, пока не прикинем. Если с той херью все получится. А я слыхал, что там как раз все получилось. Вот и заехал.

— Трэттмена отметелили так, что мама не горюй, — сказал Амато.

— Вот и я про то же, — сказал Фрэнки. — И потому прикинул, может, у тебя еще что-то намечается?

— Нет, — ответил Амато, — вообще-то нет. И знаешь, почему я знаю, что нет? Утром я в «Площадь» заглянул. Захожу, беру газету, вижу — ребята сидят, может, что происходит. Я так всегда делал раньше, только откинулся — сразу пошел опять. Я как то старичье, знаешь таких — первым делом с утра спускаются, подваливают к стойке да пьют кофе с анисовкой. Только я не кофе пью, не чего-нибудь, а беру газету. Привычка у меня такая. Я так давно уже, и всегда, каждую пятницу утром вижу фургон «Бринка». Забирает фанеру для фабрики «Армстронга». С детства, лет мне, наверно, пятнадцать еще было. Я так делал и когда в школу ходил. В школе я на собачек ставил, себя не помня.

— Ага, — произнес Фрэнки.

— В общем, — продолжал Амато, — я вот к чему, у меня точно ничего не наклевывается. Потому как начну об этом думать — и я уже больше не думаю. Кроме барбута — не, ничего.

— А я все равно не передумал насчет, — сказал Фрэнки. — Лично я считаю, мимо «Рыбы Билли» никто не пройдет, ребята обязательно навалятся. А переулок там — переулок-то узкий. Шага три в ширину, спорим.

— Опять туда ходил, а? — спросил Амато.

— Я вечером, позавчера, — ответил Фрэнки. — Про Трэттмена я слыхал. Не хотел бы я оказаться на его месте или как-то, но жалко мне его не было, понимаешь? Откинулся, сам же говорил. Я теперь не мог просто на жопе сидеть. Мне надо, чтоб еще что-нибудь срослось. Думал я, мозгой кидал, понимаешь? И тут вот что: ребята опять садятся, делают что-то, все планируют правильно и прочее, делают — и у них все получается. А потом они садятся и сидят на жопе. И у них капуста кончается. И надо сделать что-то еще, быстро. Они идут и делают. Их метут и опять увозят. Я так не хочу. Не буду я больше на нарах париться… Я тут думать начал, — продолжал Фрэнки. — «Джон насчет другой штуки прав — я-то тут, может, он и прав». И я пошел и поглядел туда. Конечно, там не, вторник был или что-то, никто не стоял, не сек ни за чем, понимаешь? Все по-другому поэтому. Но мне кажется, Джон, разница не такая уж и большая. Я все равно думаю, тебе лезть туда не надо.

— Может, ты и прав, — сказал Амато. — Это у меня другая привычка. Видишь, я про нее, по крайней мере, знаю. Когда не могу чего-нибудь придумать, я начинаю вспоминать либо это, либо «Бринк». Мне б хотелось его взять, знаешь? Это же такая штука — она как мышь кинуть, только не так. И то и другое. Разница в том, что в обеих хвороста навалом. А мне оно никогда не помешает.

— Тебе опять подняться не получается? — спросил Фрэнки.

— Фрэнк, — ответил Амато, — меня опять живьем режут, вот как мне. Сам не понимаю, что за хуйня. Я ж не дурак вроде. Да только кажется, что последний хороший год у меня знаешь когда был? Я тут вспоминал. Одна тысяча девятьсот шестьдесят второй, можешь себе представить? В шестьдесят третьем — ничего, сплошной голяк. Считай, повезло, если по нолям вышел. А мне яйца резали, когда мы это сделали. Потому я и согласился, елки-палки. Оттого и начал вообще про это думать.

— Я тоже, только не только, — сказал Фрэнки. — И про другое.

— Господи, Фрэнк, — сказал Амато. — Я не знаю. Те ребята, что на днях «Другой берег» тряхнули? Уебаны, вообще не знаю, кто это. У меня тут шестеро легавых взад-вперед разгуливали, поджидали, вдруг ко мне кто придет. Должно быть, про нас первым делом думают, чуть случись такое.

— Пускай думают, — сказал Фрэнки. — Я тоже думал — что в последний раз по пизде пошло, так то Мэтти.

— Ну, — кивнул Амато.

— Если б у нас вместо Мэтти кто-то другой был, кто не пересрал бы, когда спросят, как звать, — сказал Фрэнки, — никакого напряга у нас бы и не было.

— Это верно, — согласился Амато. — Бля, в первый раз там даже Доктор был порядочный. По бездорожью пер, что ли?

— Ладно, — сказал Фрэнки. — А еще одно у нас — мне кажется, у нас просто слишком много народу было. Про это я тоже думал. Мне кажется, двоих на работе вполне хватит. Один все устроит, а потом еще двое, которые никогда и близко туда не подходили, пойдут и сделают, ну и потом, если брать только столько, тогда ты сможешь, ну, как бы держать тех, кто у тебя есть, под контролем, что ли, а?

— Мы тут так не можем, — сказал Амато.

— Я не про тут думал, — ответил Фрэнки. — Я думал, как насчет где-нибудь в Тонтоне? А?

— Трудновато, — сказал Амато. — Я туда часто не могу. Елки-палки, да у меня полдня уходит на Инспекцию, чтоб там вагон, блядь, навоза разметать, на который обычно десять минут надо, с этими шестерками там, блядь, которые с людьми разговаривать не научились, терки тереть — и на это полдня? Знаешь чего? Я вообще-то не жалуюсь. Чувака выбирают туда или сюда, а у него в семье одни дебилы, на работу устроиться не могут даже с мусором ебаться? Красота же. Да я б лучше, чтоб они занялись чем-нибудь, они ж нихуя не делают, а мы эту ленивую задроту на пособие сажаем. А вот эта публика — они даже разговаривать вежливо не обучены. Я тебе скажу, что они такое, знаешь, что они такое? Они — да им насрать просто. Можешь там столбом стоять полдня перед ними, конечно, — тебе ж заняться больше нечем, а они сидят там, мокрощелки эти с дойками и всеми делами, а время на часах к половине пятого, они сидят, и всё. Сходят с хахалями своими поговорят, как они, блядь, в ванне у себя вечером с ними барахтаться будут или еще чего, а тут уже и пять, они трубку вешают, он уже воду в ванну пустил или что-то, и говорят тебе: приходите завтра. Пошел нахуй, иными словами… Тут у меня та же засада, — продолжал Амато. — Никто нихуя не делает. Я иду в Инспекцию, стою там все это время, трачу, блядь, целый день, возвращаюсь — думаешь, хоть кто-нибудь хоть что-нибудь пальцем пошевельнул? Ха. Они, блядь, вола ебут. Пиздят, хуем груши околачивают, все дела. Конни — ну, Конни надо признать. Она как могла справлялась. Это я признаю. Я возвращаюсь, а тут все крутится, я аж не ожидал. Но не сверх того. А щеглы, которые тут у нее, — они вкалывать будут, только если за ними глаз да глаз. А чуть просекут, что тебя весь день не будет или типа того, так работу поминай как звали. Жуть берет… В прошлом месяце, да? — продолжал Амато. — В прошлом месяце счета почти на неделю позже разослали. Чеков на две с половиной, как минимум. Мне ребята звонят: «Э, мистер Амато, насчет вашего заказа?» А он мне потом говорит — три новые коробки передач поставил, пару раз отрегулировал, кроме того, мне еще за три колеса платить, где они резину латали, один мой клиент не в курсе, что у дорог бывают обочины, и дубов восемьсот мне выставил, он очень не прочь свои денежки увидеть… В общем, я иду туда, — сказал Амато, — там сидит эта сикушка. Ногти себе красит, елки-палки, с хахалем по телефону треплется. Я жду. Я ей деньги просто плачу, это ничего? Чего ради ей трубку вешать, не трындеть больше о том, как они после закрытия побарахтаются, мы ж еще не закрываемся, я все равно ей плачу. Нет, куда там. Наконец заканчивает. Я ей говорю, господи боже мой, мы не можем так дела вести. Нам эвакуатор надо, а этот чувак — он посылать его не будет. «Мистер Амато, — говорит она мне, — у меня времени не было. Я тут так занята». Бог ты мой. И я этой пробляди башляю сто тридцать пять за такое вот.