Ограбление казино - Джордж Хиггинс

— На тридцатку жить нельзя, — сказал водитель.

— Друг мой, — ответил Когэн. — Хорек бы и на десять лимонов не прожил. А если придут — просрет.

— Ну, — сказал водитель, — жалко, что в карты проиграл.

— Он не проиграл, — сказал Когэн. — Он там выиграл. Он там был-то раза два. Были б мозги на месте — ходил бы туда и дальше. Он там единственный оказался, кто хоть что-то соображал. С кем он играл — те говнюки еще больше. На самом деле он выиграл, оба раза, что там был, где-то по штуке, по восемьсот или около того оба раза. Чего Хорьку нашему, конечно, даже на тачку мало… У меня чувак знакомый, — продолжал Когэн, — мне рассказывал, Джонни Амато на одной прошлой неделе восемь штук просадил. На баскетболе. Разрыв в счете не угадывал. «Обожаю этого чувака, — говорит мне. — Думает, если проигрываешь, это не потому, что от балды поставил, а вообще, наверно, на бега ездить не надо было. Думает, дело в удаче. У него с ней так же херово. Да чувак не отлипнет от солнца — будет ставить, что завтра не взойдет, если только ему кто шепнет, что такое возможно». Когда он у дяди на поруках был, он же практически только-только дембельнулся, знаешь?

— Что сделал? — спросил водитель.

— Банк взял, — ответил Когэн. — Тот же самый. Дернул один и тот же банк дважды. Один раз, на самом деле, ему сошло. И он еще раз пошел. В первый раз в таком говне был, что не выбраться. Пришлось возвращаться и опять брать, чтоб, значит, хвороста побольше на просёр. Набрал себе бакланов и отправил туда, где дела делает, а сам свалил. Поехал на Багамы. Они его тачки взяли, стволы и все дела и пошли, да только тупые они, совсем как он, около шестидесяти промухали и вышли с тридцаткой, не больше, а тут он домой возвращается. И получил всего пятерку — столько народу набрал себе, что, когда дуванить стали, он в говне еще глубже оказался, чем когда уезжал, поскольку, пока его не было, он почти семерку просрал. Казино ему мало, он еще домой звонил и делал дурацкие ставки на такие матчи, про которые даже дети-дебилы знают, что лучше держаться подальше… В общем, он опять бризец снимает, — продолжал Когэн, — и эти тупицы опять туда идут, публика в банке уже думает, постоянными клиентами станут или как-то. Они минуты три как из медведя, ты когда-нибудь про Доктора слыхал? Эдди Мэтти?

— Да, — ответил водитель, — вообще-то слыхал.

— Ладно, — сказал Когэн. — Мэтти среди них. А с Мэтти одна штука не так, как легко догадаться, — ему непременно, чтоб Хорек за него все придумал, потому как он чемпион по тупости. Вот дернул он банк, да? А там школьная зона или еще что-нибудь, тут бы потише и все такое, да? Не для него. Он рвет близко к девяноста, а там у них фараонша стоит, которая как бы сильно против таких нарушений, и она его тормозит. И этот тупой гондон тормозит. У нее ни синеглазки, ни пушки, а у него лайба, про которую одно известно, что ее дня три назад в Плимуте угнали, — и он останавливается. «Права, документы на машину?» А от него разит практически. Поэтому, само собой, у этой регулировщицы на переходе стрелка на чулке поползла или что-то, и восемь настоящих легавых его крутят, а там и ствол, и хрусты в багажнике, и он решает что — он решает спасаться. И колется, и колется, ярмо цепляет и цепляет. А Хорек в самолете, домой летит, обхохочешься, там уже ФБР его поджидает, он с трапа, а ему красивый такой ордер в зубы и скрепки. И Хорек с ними всеми загремел на восемь не то червонец. Я-то лично думаю, больше надо было паять.

— А Доктор сколько оттянул? — спросил водитель.

— От трех до пяти, — ответил Когэн. — Разозлился так же, как прочие. Думал, на улицу выскочит, раз шаров нагнал.

— Повезло Доктору, — сказал водитель. — Он, значит, когда уже дембельнулся?

— Года три-четыре тому, кажется, — сказал Когэн. — И в это не полез.

— Нет.

— Ты уверен.

— Вполне уверен, да, — сказал Когэн.

— Потому что на Доктора он никакое добро не давал, — сказал водитель.

— Вот как? — сказал Когэн.

— Вот так, — отозвался водитель. — Сам мне сказал, когда просил у тебя спросить.

— Иногда, конечно, — сказал Когэн, — один чувак другого нанимает, и чувак думает, что мужику это надо. А проверить — никак, понимаешь. Просто допускаешь.

— Понимаю, — сказал водитель. — Я это просто, среди прочего, хотел предложить, он хотел, чтоб я предложил. Раз Мэтти с людьми работал и все такое. Просто спросил.

— Конечно, всяк по-своему дела ведет, — сказал Когэн.

— Еще бы, — согласился водитель.

— Ладно, Хорек побоку, — сказал Когэн. — У нас два щегла. Один — тот, кого Хорек брал на брать банк. В этом я уверен. Второй — я по нему еще собираю, кажется, но пока не уверен. Чувак, с которым я разговаривал, он клянется, что это один конкретный щегол, только я не знаю.

— А в чем проблема? — спросил водитель.

— В чуваке, — ответил Когэн. — В чуваке, с которым я разговаривал. Диллон мне пару имен кинул, я с ними встретился, порядочные ребята, но тут говно от гуталина не отличат. А этого чувака я сам нарыл. Но про него не знаю. Ему под шестьдесят, как минимум, на большой зоне, готов спорить, в общем и целом и лет двадцати не провел. Только что-нибудь сделает — его метут. В общем, с самого начала флегоном был, а теперь еще чердак потек, а я про него ничего не знаю, только и всего. Но знаю, что мастевый. В жопу ему чего только не совали. Если б «паккарды» еще производили, ему бы и «паккард» в очко загнали. Кисляй он. Никогда не знаешь, он тебе рассказывает, что на самом деле было, или ему это пригрезилось, пока девять чуваков его на трамвай кидают. Ну он-то не виноват. Просто размяк, как тапочек с дрисней, что тут поделать. Но вот чего он рассказывает — тут не грех и задуматься.

— И что рассказал? — поинтересовался водитель.

— Там, значит, другой щегол есть, — сказал Когэн, — которого он знает, еще по зоне. Отсасывал у него, что ли? Он говорит, щегол этот сволочь гнилая, но бедолага от любой тени шарахается, он бы у дохлых котов в рот брал, если б крутой пацан ему велел, и ему этот парень нужен, для него дрянь какая-то есть. Это, он говорит, он такую дрянь может срастить, если смешать ее с той сранью, которую толкаешь, и щегол его попросил. Только чувак говорит, щегол этот, он сам этой дряни хотел, ее зубодеры еще используют, да? От нее во рту холодно.

— Новокаин, — сказал водитель.

— Я вот тоже думаю, он, — сказал Когэн. — Только нет. Он мне сказал, что это, но я не помню. В общем, не важно, только там все так, щегол сказал, что ему фунта два ее надо. Теперь говорит — давай четыре. И чувак мне рассказал. А это значит, что, если чувак ничего не напутал, щеглу теперь дури надо в два раза больше, чем сначала.

— И это значит, в два раза больше фанеры на эту дурь, — сказал водитель.

— Точно, — кивнул Когэн. — Ну и в общем, больше ничего это не значит. Мне никак не выяснить, где щегол знаки сращивает. Я и пытаюсь это узнать. А кроме того, и самого щегла найти пытаюсь. У меня даже имени целиком его нет. Этот чувак — ай, на него нельзя полагаться. Ни с какой стороны. Ни чтоб он тебе прямиком все выкладывал, ни дым в жопу пускал. Это, блядь, вот хуйня эта просто, и я даже не знаю, что с ней делать буду в конечном итоге… А этот другой щегол, — продолжал Когэн, — его я знаю. Он на дела ходил, на которые они с Хорьком ходили, откинулся примерно в то же время, я услыхал, Китаезе передаю, мол, что со щеглом этим, это он может быть? А Китаеза мне: «Конечно, может быть». Поэтому в нем я уверен. Нам теперь только одно надо — подумать про этого другого щегла. Он мне покоя не дает.