Плохие девочки - Татьяна Веденская

– Это ты? – донесся до меня слабый скрипучий голос подруги. Ее квартира – однокомнатный бедлам на последнем этаже сталинской пятиэтажки – самое странное место на земле. Здесь (как и у меня) отваливается линолеум, торчат наружу всяческие провода, но на стенах висят оригиналы новомодной Кати Медведевой или какого-то Кустановича, о котором она мне долго и нудно рассказывала, что он гений, гений. У нее пепельница стоит прямо на тоненьком ребрышке огромной (невероятных размеров) плазмы. А спит она на каком-то диком старом диване. И каким-то неведомым образом умудряется разбираться в огромных тоннах бумаг – сценариев, ролей для гостей программ, списков массовки для ток-шоу, которых приглашают, чтобы хлопать. Бумаги у Баси лежали везде, некоторые были даже прилеплены на стены скотчем. Она их никогда не убирает и не выбрасывает. Боится потерять контакты. С чем? С реальностью, наверное. И еще она никогда не моет посуду. Я, во всяком случае, никогда не видела у нее пустой раковины. Может, мне не везло?

– Ты чего дверь не закрываешь? – крикнула я, заходя внутрь. – Воров не боишься.

– Пусть они меня боятся. Я их засосу, как черная дыра, – Бася вытащилась из комнаты в таком виде, какой превзошел даже мои ожидания. Она была одета в старый-престарый халат, такой, какой дают разве что роженицам в государственных роддомах. Махровый, в цветочек, с дырками на локтях – бр-р-р! Шерстяные полосатые гетры были натянуты на голые ноги, и они резко контрастировали с синими от холода (предположительно) босыми ступнями. Педикюр, правда, сиял. Кажется, он был единственным, что сияло на Басе. Ах да, еще кольца – у нее их много-много, и все они большие.

– Гетры – это все, что ты нашла? – спросила я, с жалостью глядя на то, как трясутся Басины руки, как жалобно сбились в свалянные клубы тусклые волосы, как растекается по бледному лицу легкая синева. – Носочков не оказалось?

– Есть еще чулки в сеточку, – сказала она, затем ухмыльнулась, достала из кармана своего доисторического халата «беломорину», закурила ее и стала совершенно невозможна. То ли пират, то ли бомж, то ли алкаш. Скорее – все сразу.

– Ты выглядишь… даже хуже, чем я надеялась.

– Говорю тебе, меня нельзя за руль.

– Тебя надо в клинику. В реабилитационный центр, как Бритни Спирс, – хмыкнула я. – Как ты вообще думаешь передвигаться в магазинах? Давай я куплю тебе что-то на первое время.

– Ну уж нет. Я дома сидеть больше не могу. И потом, сегодня я уже ничего. Я начинаю уже приходить в норму, – заверила она меня. Я сдержала смех. Что же это за норма у них такая своеобразная? Но не стала с Басей спорить, так как было заметно, что сил у нее немного и их надо экономить.

– Значит, приходишь. Ну, так собирайся. Или ты в этом… чуде модной индустрии поедешь? – я кивнула на халат. – Давай-ка я тебе пока что кофе сварю, что ли? Где у тебя кофе?

– … – дальше прозвучал весьма бодрый нецензурный ответ на тему того, что кофе у Баси находится в области женских детородных органов. И что, если бы у нее в доме действительно имелся кофе, вряд ли она бы вызвала меня.

– Понятно. Значит, дожили. Даже кофе нет. А чай?

– Там же, где и кофе. Заедем, выпьем в торговом центре, – Басин голос перемещался, то слабея, то нарастая. Неизменным оставался густо добавленный в ее речь мат. Так уж принято сегодня выражаться у людей искусства. Ни один уважающий себя художник, киношник, или писатель, или в особенности поэт не могут говорить без мата. Без него их не воспримут всерьез. Что это за творческая личность, если не умеет разговаривать так, чтобы сразу пронимало до сердца?! Бася была серьезная творческая личность.

– У тебя в холодильнике видеокассета! – крикнула я.

– Что за кассета?

– Не знаю. На ней написано… – я наклонилась, достала из практически пустого холодильника черную коробку с большой кассетой, видимо, от профессиональной камеры. На кассете имелась странная, сделанная от руки надпись. – Написано «Хоум-видео – скажи Дер Пароль».

– Не трогай! – прокричала Бася на удивление бодрым голосом, затем влетела на кухню, уже одетая в несколько потрепанные, но явно очень модные джинсы, мешковатый, цвета овсянки, вязаный свитер с ярким оранжевым шарфом на шее. Вот как у нее получается даже в таком состоянии выглядеть богемно? На носу темные очки какого-то дорогого бренда. Ё-моё!

– Ах, вот она! – обрадовалась Бася. Вырвала у меня кассету и почему-то тут же покраснела. – Давай-ка я ее утоплю.

– Утопишь? – не поняла я, но Бася на полном серьезе включила воду в раковине и запихнула кассету в самую кучу грязной посуды.

– Смерть компромату.

– А что там? – моментально заинтересовалась я.

– Кусок моей личной жизни, которую я бы предпочла забыть, – меланхолично пробормотала она, старательно окуная видео в жидкие остатки какой-то сомнительной еды. – Знаешь, алкоголь, он раскрепощает людей.

– Оставила бы на память!

– Честно, не думаю, что здесь было хоть что-то, что я бы потом захотела показать детям, – искренне поделилась она, выкидывая кассету в мусорное ведро. Я вздохнула. Живут же люди. Наша Бася, несмотря на так и не снятый венец безбрачия, над которым Авенга работала бог знает сколько времени, на одинокую личную жизнь совершенно не жаловалась. Наша старая дева легкого поведения вела такую жизнь, за которую бы ее исключили из партии, если бы она в ней состояла. И Басю каждый день бы прорабатывали на партийных собраниях.

– Ну, ты готова?

– Всегда готова! – Бася тряхнула головой и тут же застонала. О том, насколько именно ей было плохо, можно было косвенно судить по тому, что за почти час, что я ждала ее сборов, она ни разу не осведомилась о том, что происходит в нашем тесном девичьем коллективе. И вообще, сплетница, живущая внутри ее, спала сном праведника, убаюканная обезвоживанием и интоксикацией. Только в машине, пригревшись и развалившись в кресле, Бася немного пришла в себя.

– Ну, что у нас нового? Все выжили после Нового года? Как Карасик? Муж не вернулся? – спросила она, но голос ее был вялый, без энтузиазма и инициативы.

– Мы чуть не избили Сухих, специально ходили в клуб. Но ее бесстыжие глаза не выпали при виде нас. И вообще, она не испепелилась на месте, хотя мы смотрели на нее со всей возможной ненавистью и презрением.

– Понятно, – пробубнила Бася. – А мы вот…справляли праздники. А вы как?

– Тоже круто.

– Что-то меня тошнит.

– Может, остановить? Ты когда в последний раз ела?

– Ты имеешь в виду именно твердую пищу? – зачем-то уточнила она. – Жидкие углеводы считаются?

– Алкоголь не рассматриваем.

– Тогда не помню, – ответила она. – Знаешь, что я помню с Нового года лучше всего?

– Что? – из чистой вежливости спросила я.

– Мы ходили в магазин за догоном.

– За догоном? Это твое главное воспоминание наступившего года? – поразилась я.