Предание смерти - Эльфрида Елинек

Женщина. Могу тебя заверить, у мегамоделей ты с самого начала не имел бы никаких шансов. Но ты в любое время можешь иметь меня, я свободна как птица. Почему же ты меня не хочешь? Уходишь от меня, улетаешь, как пчелиный рой из улья? Мечтаешь о другой? Кто тогда в ярости убивал мертвецов, обиженно спрашиваю я тебя. Уж точно не я! Но уже одно то, что я об этом спрашиваю, делает меня привлекательнее, не так ли? Как может женщина натянуть лук, если ей мешают собственные груди? Попробуй, выдай мне этот секрет. Знаешь, что я сделала, я сперва оторвала себе правую грудь, а потом и левую, которую я отрывала прямо по намеченной линии, выкройку я заранее вырвала из журнала, здорово, правда? А теперь отложу ненадолго в сторону свою ручную работу, хочу немного отдохнуть. Открою холодильник. Мне опять станет плохо, когда я начну сосать ледяную сосульку, но у нас там есть еще ваниль и земляника. Я все испортила, испортила самой собой. Прежде чем я закончу шитье, мне придется провести еще одну ночь наедине с собой. Скукота.

Спортсмен. Спасибо, Все эти женщины, Клавдия, Синди, Амбер, без сисек нравятся мне даже больше, чем ты со своими двумя! Только бы не являлись мне богини, своими собачьими взглядами доводящие меня до безумия! Этого мне еще не хватало. Но меня преследует фото, а это не так уж и неприятно. На фото обычно главное — внешний вид.

Женщина. Тише, молчи о том, что было. Не раздалось ни звука, когда лук, ликуя, выпал из ослабевшей от ужаса руки жрицы! Мне с этим никогда бы не справиться! Он упал, большой, золотой, имперский, ударился о мраморные ступени, трижды продребезжал в унисон с гулом колоколов и молча, словно смерть, улегся у ее ног. Затем на нее надели корону. Попытайся я сделать то же самое, все тут же отвернулись бы от меня.

Спортсмен. Что? Женщин, что окружают тебя, обворовали, как обворовывали храмы? В них не было больше окон, чтобы посмотреть, что там внутри? Вот им груди подошли бы куда лучше, чем тебе! Жаль, они их потеряли, потому что так тебе захотелось! Потому что у тебя их больше не было или они у тебя маленькие и темные, а я таких женщин не люблю. Ну да ладно. Главное чтобы Клавдия выглядела так, как выглядит сейчас. У нее просто нечего склеивать и ремонтировать, включая челюсть, она такой красивой формы, и из нее не каплет! Прямо существо с другой планеты.

Женщина. Что бы ты сказал, если бы они, те, что обзывают меня сучкой, швырнули меня на пол, связали, как вяжут снопы, и отправили на родину, ту самую, на которую я им только что указала?

Спортсмен. Можно ли тебя еще спасти? Хочешь придавить их своим гневом? Заказать гору посуды для борьбы с недостатками, чтобы по ней стучали во время еды? Как при кормежке в тюрьме, когда не можешь отправить обратно то, что тебе не понравилось. Нет, тебя не спасти. До чего монотонной ты стала, обнажив свои чувства, вот уже тридцать лет я слышу, как ты бубнишь одно и то же. Ты, нечувственно обнажившаяся! Я показываю тебе свой котелок с разными вкусностями, но ты только и знаешь, что осыпать других женщин упреками!

Женщина. Я бы с удовольствием поварилась в этом котелке. Я прикусываю верхнюю губу, чтобы она не помогала мне, когда я говорю и кусаюсь. Мой опущенный кулак судорожно сжимается, я что-то говорю и тут же забываю о сказанном, но одно я знаю точно: и думать не смей, что я стану обращать на тебя внимание!

Женщина. Если то, что я сделала, так легко может быть уничтожено, я прекращаю производство. Я уже прекратила его и раньше времени ушла на пенсию. Даже по моим губам видно, каких усилий мне стоит улучшить их контуры. Губная помада легко теряется в моих губах и не находит дорогу домой. Ты тренируешься, тренируешься, а тебя нигде не выставляют, так не может продолжаться. Значит, нужно выставляться самой и предостерегающе пророчествовать, как Кассандра, давно превратившаяся в вещь. В убегающий образ. В продукт, не желающий двигаться. Давняя мечта мужчин: быть бессмертными, вечными! Этого легко достичь, будучи образом, изображением. Я бы тоже с удовольствием помечтала об этом, ведь не всегда приятно смотреть, что происходит с ребенком, едва он встанет на ноги. Я только что снова прочитала кое-что об этом, и чувствую себя совершенно уничтоженной. Неуверенность и страх давно уже стали товаром. Супер! Я своевременно обеспечила себе монополию на это дело и теперь раз за разом создаю уже испытанные вещи, они позволяют мне быть о себе высокого мнения, так как по форме, величине и чувству ответственности, — впрочем, последнее мне ни к чему, приклейте его к стеклу своего автомобиля, — они унифицированы, куплены и проглочены. (Осторожно приближается к Жертве.) Типичная история. Очевидно, мои коллеги-женщины применяли при сооружении своих выступающих частей замкнутый цикл с использованием отходов, не овладев как следует технологией. Иное дело я. Но если бы им удалось заменить плохо функционирующие детали, с технической точки зрения не было бы причины для смерти. Что мне делать в этом случае? О чем говорить соло, без своей испытанной команды? Нам, женщинам, лучше бы сделать над собой усилие и научиться жить в согласии с природой! А мы предпочитаем улучшать свою природу с помощью операций.

Да, вы чуть раньше задали мне вопрос, и я на него отвечаю: смерть — не аутентичный знак существования, это всего лишь устаревшая эволюционная стратегия. Но она охотно используется и сегодня. Мне это непонятно, потому что я создаю и создаю, правда, не рабочие места. История — это поле битвы, а не родильный дом, пусть даже и приспособленный для безболезненных родов. Вон там могилы, давайте лучше осмотрим их завтра, к тому времени к ним добавится еще несколько! Сперва мне надо их осмотреть, потом я спою о них свою песнь. Я всегда буду у могил раньше вас. Вездесущность вместо всемогущества! Наши сыновья станут мертвыми телами, наши дочери будут выходить к нам бледные, как бумажные салфетки, потому что на них не обратили внимания на конкурсе моделей. Может быть, к счастью. Если ты выступаешь обнаженной или, как в случае с мужчинами, фигурируешь на экране мертвым, тебя не должно быть ни в каком другом месте. Мертвых нам вряд ли будет недоставать, а вот мертвых звезд — будет, так как наши приемники принимали их не один, а миллионы раз. Это вам не какой-нибудь торжественный прием!

И в самом деле, у кого теперь дома нет своего приемника? Отныне я больше не дома, поэтому меня не изнасилует чувство, ввалившись в дверь. (Она смотрит на культуристские позы, которые демонстрирует Анди, потом на «the walk» на экране, в рассеянности снимает со спины свою грудь, вытягивает перед собой, словно блузу, и обрабатывает кинжалом.)

Жертва (обращаясь к Убийце, стягивая у него с ноги спортивные туфли и примеряя их себе, чему Убийца, естественно, сопротивляется). Боюсь, когда вы, неостриженный и небритый, снова окажетесь дома, бесчеловечность будет легко сменяться у вас чувствительностью. Вы вряд ли сможете согласовать свой поступок с корыстолюбием, но то, что вы со мной сделали, можно проделать и во вполне нормальных условиях. Разве вас не охватывает острое чувство гнева при мысли о разрушении природы, особенно когда вы всей семьей на грузовике, заполненном нечистой совестью, выезжаете на пикник? Там вам кое-что бросается в глаза, не так ли? А когда смотрите на меня, вы ничего не замечаете? Вы, верно, думаете, будто запас накопленного мной опыта так велик, что вам ничего не стоит немножко его у меня отсечь и таким образом мотивировать меня к большей активности, ибо, по-вашему, моя главная наклонность — лень? Только потому, что я слишком поздно среагировал на вас, точнее, совсем не среагировал. Вы поступили правильно, что остались со своей группой. Теперь, когда я умираю, не вызывает сомнений, что никакая другая группа не предложила бы вам такого соблазна. Let’s have a party!