Предание смерти - Эльфрида Елинек

Гектор. Наверно, не имеет смысла выходить к сетке? Все жертвы и так давно пали и снова восстали, пружинисто вскочили на ноги. Правда, на этот раз на поле брака. Только в этом единственном в своем роде патентованном нравственном заведении они чувствуют себя как дома. Пьеса для двоих, в которой они всегда оказываются в убытке. Ибо маленькие фигурки их жен сегодня, как и прежде, каждый день до десяти вечера держат дверцы своих сердец открытыми. Мы помечаем их духами новой марки, позволить себе что-нибудь попроще мы не можем. Надо, чтобы молодчики отыскали своих собак, самое позднее, когда они, эти собаки, захотят обнюхать трупы.

Ахилл. Никому и в голову не приходит сопротивляться — безнадежное занятие. Чаще всего мы говорим что-нибудь очень простенькое. Но, произнесенное с большой высоты, оно звучит совсем по-другому. Как у исполнителя тирольских песен с переливами, которого со сложенными на груди руками бросили в яму для навозной жижи, ту, что рядом с хлевом музыкантов.

Гектор. Наши жертвы кучей валяются в непосредственной близости от нас, нам ничего не стоит переступить через них, направляясь в раздевалку. А потом попариться в сауне, принять душ, переодеться.

Ахилл. Наши жертвы вовсе не обязаны выходить против нас лично, им достаточно назначить срок, когда они могут быть раздавлены.

Гектор. Для родственников владельца фирмы банкротство нередко связано с ощутимыми неприятностями. Они так наседают на него, хоть умирай. Чего только не приходится ликвидировать под замахнувшимися для удара руками наших членов! Мы умело связываем эти руки шерстяными нитками. Но нити судьбы не уложены, как следует, а вконец запутаны.

Ахилл. Кто не преуспевает в бизнесе, тот не справляется и с собственной жизнью. Чем могущественнее человек, тем опаснее он в гневе, когда вдруг потерпит крах. Но и этот гнев остается без последствий. Иное дело смерть, ее мрак вызывает подозрение, так как не видишь, что за ним скрывается. Души мертвых, которые, к счастью, устраиваются не у нас, а где-то в другом месте, надо полагать более прохладном, чтобы не так вонять, когда придет пора возвращаться, так вот, они требуют от оставшихся в живых во много крат больше того, что потратили сами. Правда, мы получим к ним доступ, только когда услышим звонок тележки с мороженым, что раз в неделю подъезжает к нашему дому. Двадцать четыре шиллинга за пачку замороженных творожных комков, (ну, этот творог хотя бы никогда не числился среди живых!), пятьдесят шесть за аппетитный пирожок под названием «Ёжик», он, во всяком случае, был когда-то живым. По мне, так оба одинаковы. Миллионы мертвых все как один — непредставимы. Скромного столбика поднимающегося изо рта и бесследно исчезающего воздуха нам недостаточно, мы жадно высматриваем приближение Судного дня. Глупые покойники хотят иметь весь этот памятник только для себя! Лично я против.

Гектор. Вы только посмотрите, как небрежно свисает с вашего плеча лук! Ракетку вы держите совсем не в той руке, автомобильные ключи предоставляют вам доступ к совершенно новой системе вооружения, предназначенной для устрашения. На то, что это устрашение зависит от количества квитков с требованием заплатить штраф, вы давно уже не обращаете внимания.

Ахилл. Вы уже шантажировали бизнес-даму, подкупали прокурора, допрашивали писателя? Имеет ли отношение ваше время — время робкого сочинителя статеек — к газете нашего прошлого? О господи, с вашего языка снова сорвалось необдуманное высказывание. Как, с вашего языка и вдруг сорвалось необдуманное высказывание? Может, хотите взять его обратно? Что вы наделали? Вы не замолчали. Вы что, знаете нас? Поэтому не умолкаете. Может, хотите присесть? Вы не умолкаете. Вы просто не можете молчать!

Гектор. Спасибо за эту игру! Наши брюки и спортивные свитеры не зря громоздятся штабелем высотой с Олимп. Есть ли такие краски, которыми можно было бы выкрасить волосы в черный цвет, чтобы выглядеть моложе? Наша игра подошла к концу. Я больше не отвечаю на ваши вопросы. Но и молчать не собираюсь.

Теннисисты уходят.

Женщина (она наблюдала за игрой, а теперь снова пытается пристроить за спиной свою истыканную кинжалом грудь-рюкзак). Я сейчас увидела нечто ужасное, чего никогда не забуду. Несмотря на свои ошибки, я, тем не менее, пытаюсь думать о чем-нибудь приятном и радостном. Я не хочу судить односторонне! Признаю: акт дарения людей, даже если хочешь подарить всего лишь самого себя, вживую или в виде забавного номера на телеэкране, требует напряжения, которое мы без раздумий готовы себе подарить. Вот так. Я лью воду на мозг модератора, получается очень даже вкусный сок. Напряжение означает также, правда, для другого комментатора, убийство, глумление, нападение на соседнее племя и, с оговоркой, что мы говорим впустую, игру в сквош. Видит ли наша жертва, кто ему причиняет боль? (Пинает Жертву, смотрит, пинает еще раз.) Нет, не думаю, что теперь она что-то видит.

Спортсмен. Ты терзаешь и мучаешь человека, который и без того лежит на земле. Вот почему ты не стала ни медицинской сестрой, ни врачом, ни адвокатом, ни писательницей! Если бы ты хоть на мгновение остановилась и пригляделась к своей жертве, ты бы увидела, что твои действия самым естественным и непосредственным образом вписались в ее тело. А теперь можешь топать за раздачей, я хочу сказать, за удачей, а вдруг повезет — не осудят. Твои сообщники давно разбежались кто куда, вроде их тут и не было. (Отталкивает женщину в сторону, пинает Жертву сам.) Нередко, правда не в этот раз, ты теряешь чувство меры, когда изображаешь сцену с большим скоплением людей. Проходите! Не задерживайтесь! Кто знает, как распространяется зараза, как происходит внушение?

Кто знает, почему тянет следовать за кем-нибудь? Почему многие жизненные ситуации так непривлекательны? Регрессивные воздействия, деструктивные тенденции, все это видят многие, те, что боятся нас, как накатывающейся на них приливной волны. Мы же значительно безобиднее, чем вы думаете! Нам просто хочется где-нибудь в чем-нибудь поучаствовать! Лишь бы не оставаться в одиночестве! И потом, это же неправда, что убивать труднее, если мы знали своих жертв раньше. Я каждый раз сам удивляюсь: спонтанное преступление нашей маленькой банды может в любой момент возникнуть из-за пустяка. Искра, колокольный звон, косой взгляд на взлохмаченные волосы, кажущаяся нерешительной поза сидящего человека, чересчур обстоятельное отсчитывание мелочи у кассы продовольственного магазина, у стойки пивной, на бензозаправке. Н-да, о каждом человеке можно что-нибудь такое вообразить, а тут вдруг он и сам возникает собственной персоной! И что теперь с ним делать? Мы ведь на него не рассчитывали. Не позволять же ему стоять перед нами, даже не склонив головы!

Сидит себе человек уже битый час, сидит просто так, улыбается, доволен жизнью, заваривает себе чаек, делает бутерброд, булькает вино в стакане, и в следующий момент мы говорим, а почему бы нам, собственно, не прикончить этого бездомного по прозвищу «профессор»? Сказано — сделано. После этого уже ничего не бывает. Наивысшая точка пройдена! Так мы отвлекаем молодежь от телевизора. Мы активируем ее, заставляем взглянуть на себя издали. Самим попасть в телевизор, это что-нибудь да значит! Нас ничто не остановит. Каждый из нас ведет себя как обычный зритель, только мы злее, потому что нас много. У каждого в отдельности более чем достаточно причин для злости. Но поскольку мы вместе во много раз сильнее, чем ты думаешь, авторша, мы и вваливаемся вместе в последние известия, чтобы, после прогноза погоды, предстать, рука в руке, перед судом зрителей. Там-то уж нас не станут заносить в записную книжку. Ну да ладно, давайте забираться дальше, в чащу чужого тела. Наконец-то своими головами мы составим аршинные заголовки. В сущности, каждый человек довольно добродушен, если он один. Совсем как тот добряк, что, например, вот сейчас открывает окно и выбрасывает в него весь мусор в образе своего заместителя» телевизора. Или как тот, что в этот момент проходит внизу. Или как тот, кому ветер с поля дует прямо в лицо. Ты что, не веришь мне? Со мной уже случалось то и другое, разница огромная! Говорю тебе: даже пожарник, горящий желанием помочь, видит в пожаре, который он должен потушить, всего лишь объект атаки.