Затворник с Примроуз-лейн - Джеймс Реннер

Огромный корабль вспарывал черное полотно ночного моря. На горизонте показались огни другого круизного теплохода. Элизабет постояла немного, слушая гул винтов, а потом подошла к невысоким поручням, тянувшимся вдоль борта. Деревянные горизонтальные перекладины образовывали что-то вроде лесенки. Она встала на первую ступеньку.

Насколько вероятно, что ее увидят? (Камер здесь не было, а с верхних палуб точка, в которой ее тело встретится с поверхностью воды, не просматривалась.) А если все же увидят – успеют ли вовремя послать спасательную шлюпку? Простая задачка: складываем скорость движения корабля, его массу и быстроту реакции капитана и делим полученную сумму на силу ее желания утопиться. Все шансы в ее пользу.

Похититель Элейн тоже просчитывал шансы – разве не так? Как позже поняла Элизабет, он несколько недель следил за ней, запоминал распорядок ее дня и вычислял, в какой момент вероятность совершить преступление и остаться безнаказанным достигнет максимума. Иначе случившееся не объяснить. В парке всегда были люди – всегда, кроме тех роковых минут. Значит, похититель действовал строго по плану. Разумеется, в его уравнении имелся неизвестный член – мужчина в «кадиллаке». Девочкой Элизабет, ворочаясь ночами без сна, часто думала об этом человеке. Как он узнал о похищении? И почему ничего не сообщил в полицию или хотя бы их родителям?

Она поднялась еще на одну перекладину.

«Это было неизбежно», – думала она. Уравнение с одним решением. Множитель – человек в фургоне, укравший сестру. Единственная переменная величина – время. Но и в уравнении ее жизни время не было константой. Время делило ее жизнь на отрезки. Время, чтобы надеяться и ждать, что Элейн вернется. Время, чтобы понять: она не вернется. Время, чтобы понять: она мертва. Время, чтобы полюбить Дэвида. Время, чтобы осознать: ему будет лучше без нее. Пока было время, можно было как-то держаться.

Она встала на верхнюю перекладину и наклонилась вперед.

И тут случилось нечто, явно идущее вразрез с теорией вероятности.

– Элизабет, – послышался позади мужской голос. Она повернулась и увидела пожилого человека в панаме.

– Спускайся, Элизабет, – сказал он.

Она помотала головой.

– Спускайся, Элизабет, – повторил он. – Прошу тебя.

– Зачем? – спросила она. – И какое вам дело?

– Не узнаешь меня? – спросил он и снял шляпу, обнажив редкие седые волосы. Она представила его себе с темными волосами и без морщин. И сразу вспомнила. Его появление здесь не могло быть случайностью, но и закономерность его ускользала от Элизабет.

– Это вы, – помолчав, сказала она. – Вы – тот мужчина из «кадиллака».

Старик протянул ей руку:

– Я тебе все расскажу, только спустись вниз.

Элизабет взяла протянутую руку, и он помог ей сойти на палубу. Они стояли и смотрели друг на друга – десять секунд, двадцать, тридцать… Наконец Элизабет улыбнулась.

– Сегодня тепло, – сказала она. – Почему вы в перчатках?

* * *

Он стер с лица остатки крема для бритья и принялся выдергивать из ноздрей волоски, когда Таннер принес ему шарик от крупного подшипника – это был сигнал.

Когда Таннеру исполнилось три года, отец Дэвида купил ему настольную игру «Мышеловка». Смысл игры заключался в том, чтобы, соединив между собой несколько замысловатых деталей, соорудить ловушку, приводимую в действие шариком, запускающим механизм цепной реакции. Таннер вознамерился усовершенствовать исходную модель. При помощи деталей из конструктора, кухонной воронки и найденных в мусорном ведре картонных цилиндров из-под пищевой пленки он удлинил ловушку на несколько футов. Однажды, придя вечером домой, Дэвид обнаружил, что «Мышеловка» обосновалась на кухне. Таннер у него на глазах запустил красный пластмассовый шарик по картонной трубке. Шарик с легким постукиванием прокатился по ней, упал в воронку, липкой лентой приклеенную к обеденному столу, а из нее – на стопку книг, которые Таннер сложил так, чтобы шарик в итоге ударил по башмачку «Мышеловки». Дальше игра продолжалась, как было задумано производителем. Пара секунд у Дэвида ушла на то, чтобы осознать, что ему страшно, и еще через пару секунд он понял почему. Его напугала неестественная, нездоровая сосредоточенность во взгляде сына – явный признак обсессии. Он сразу узнал этот взгляд – такой же делался у него самого, когда его поглощала работа. Пустой взгляд коматозника. Элизабет он пугал настолько, что, когда они жили в Кайахога-Фоллс, она прогоняла Дэвида писать в заднюю комнату – лишь бы не видеть этот «зомби-взгляд», как она его называла. Наверное, у Таннера это наследственное. Утром Дэвид перенес «Мышеловку» в детскую. Таннер понемногу вносил в нее все новые усовершенствования. И иногда казалось, что это не Таннер совершенствует ловушку, а она его. Дэвид даже иногда помогал сыну и предлагал свежие идеи, когда Таннеру не хватало своих. Теперь комната мальчика представляла собой громадную «Мышеловку», которая все так же запускалась пущенным по трубе шариком – но теперь тяжелым, весом в фунт, извлеченным из подшипника, купленного Дэвидом на гаражной распродаже в Кенморе.

– Пап, – сказал Таннер. – Давай поиграем в Руба.

Они назвали игру Рубом в честь Руба Голдберга – газетного карикатуриста, который рисовал такие же нелепые машины в начале ХХ века. Рисунок Голдберга висел в рамке над комодом Таннера – Дэвид купил его в интернете.

Отец с сыном пошли в детскую. Для установки «Мышеловки» теперь требовалось около часа. Для Таннера это уже была не игра, а серьезное дело. По сути, это искусство – в конце концов осознал Дэвид. Ну и пусть у других детишки делают аппликации из макарон – его мальчик хочет заниматься вот этим.

Приглядевшись, Дэвид понял, что «Мышеловка» снова изменилась.

– Что-то новенькое придумал? – спросил он.

– Сюрприз, – ответил Таннер.

Дэвид с опаской поднес шарик к игрушечному гоночному треку, стоящему на комоде.

– Три, два, один… Пуск! – крикнул Таннер.

И Дэвид пустил шарик. Тот, набирая скорость, промчался по треку вниз, упал точно в жерло тоннеля и исчез. Секунду спустя выскочил с другого конца и ударился о ручку швабры, поставленной возле тумбочки щеткой вверх. Швабра упала, потянув шнурок, перекинутый через шкив – колесико с желобом. На другом конце шнура палочка из конструктора «Тинкертой» придерживала пружину, присоединенную к игрушечной бейсбольной бите. Пружина распрямилась, и бита – пожалуй, чуть сильнее, чем следовало бы, – стукнула по кнопке музыкального центра. Зазвучала музыка – «Aqualung» любимых Дэвидовых Jethro Tull. Одновременно палочка, качнувшись как маятник, задела первую из разноцветных костяшек домино, поставленных таким образом, чтобы, падая одна за другой, они образовали слово: ПАПА. Последняя костяшка упала на еще один пружинный механизм, соединенный с наполненным песком ведерком. Механизм сработал, с ведерка слетела крышка, песок высыпался, опустевшее ведерко поднялось, а ботинок, с которым оно было соединено при помощи еще одного шкива, – опустился. Он привел в действие еще несколько затейливых приспособлений, в конечном итоге отправив в полет через всю комнату игрушечную кошку – попав в баскетбольную корзину, она запустила базовую модель «Мышеловки». Перед тем как мышеловка опустилась, Таннер, как всегда, быстро выдернул из-под нее игрушечную мышку. Дэвид никогда не спрашивал, зачем он так делает. Он хорошо знал своего сына – Таннеру совесть не позволила сооружать конструкцию, из-за которой кто-то лишится свободы.