Затворник с Примроуз-лейн - Джеймс Реннер

– Вау! – не удержалась та. – Вот это да! Если я оденусь, как моя мама в молодости, на дюйм укорочу волосы и смою косметику… Ты, Дэвид, может, и не примешь меня за Элизабет, но чужие – точно. Скулы у нас разные…

– И губы.

– Дэвид, мы сейчас полезли в какие-то психологические едреня, – сказала Кэти. – В реально стремные едреня. Что ты, что я. Так что давай прекратим. Серьезно. И не потому, что у меня есть жених. У нас тут получается, как если бы в «Ловушке для родителей» Хейли Миллз утонула в летнем лагере, а ее парень стал бы спать с ее близняшкой. Неужели не понял? Если ты прав насчет того, что меня тоже хотели похитить, то выходит, что у тебя и у похитителя одинаковый вкус… В смысле вам нравятся женщины одного типа.

– Когда похитили Элейн, мне было девять лет.

– Я же тебя не обвиняю. Я просто говорю… Все это полная клиника.

– Что да, то да.

– Ладно, ты меня убедил, – сказала она. – Похищение Элейн и мой случай как-то связаны между собой. Ну и что из того? Ты считаешь, что старик был заодно с тем уродом, но в последний момент передумал?

– Оба раза? – покачал головой Дэвид. – Что-то не верится.

– Зато это облегчает тебе задачу.

– Каким образом?

– Тебе просто надо вычислить, кто знал и меня, и твою жену. Найти точку пересечения. Это сразу сократит список подозреваемых.

– Неплохая идея. При условии, что связь между обоими случаями существует. Что это не совпадение.

Кэти отмахнулась. Эта девушка не верила в совпадения. Она верила в судьбу.

– Где и когда похитили сестру твоей жены? – спросила она.

– В Лейквуде, в тысяча девятьсот восемьдесят девятом.

– Гм, западная окраина против восточной. Сколько народу регулярно ездит с одной на другую? Немного. Курьеры, таксисты, репортеры. Неужели после Элейн мужик в бомбере десять лет ошивался по соседству и ждал, когда подвернется случай похитить еще одну рыжую девочку?

– Если только он не похитил других, про которых мы не знаем, – сказал Дэвид. – А может, он сидел в тюрьме?

– А Старик с Примроуз-лейн все эти годы не спускал с него глаз? Не слишком ли сложно? У вас всегда так?

– Скорее все кажется сложным, – сказал Дэвид. – А объяснение всегда оказывается простым и изящным. Уверяю тебя, когда мы найдем этого человека, то только по лбу себя хлопнем – как это мы его раньше не раскусили?

Подошла официантка – узнать, не желают ли клиенты повторить заказ.

– Скажите, пожалуйста, – обратилась к ней Кэти, – что это за фотографии с клоунскими носами?

Официантка закатила глаза. Очевидно, она слышала этот вопрос уже в 347-й раз. Дэвид не рассчитывал на правдивый ответ, предполагая, что у девушки есть наготове стандартный вариант для клиентов – лишь бы отвязались.

– Да кто-то раз забыл здесь этот клоунский нос, а Митч, хозяин то есть, взял его и нацепил. А жена его сфотографировала и повесила фотку над стойкой. Потом хозяин нацепил его жене и тоже сфотографировал. Ну, с тех пор всем знакомым надевает и щелкает, а фотки здесь вешает.

Официантка пожала плечами и ушла.

– Простое объяснение, – сказала Кэти. – Но неизящное.

– Она сказала неправду.

– Откуда ты знаешь?

– Правда бывает простой, но такой скучной – никогда.

* * *

Она жила неподалеку от университета, в старом доме, где селились в основном студенты. Дэвид припарковал «фольксваген», но двигатель не глушил. В машине было гораздо теплее, чем на улице, где погода больше походила на раннюю зиму, чем на осень. Кэти повернулась к нему, коснувшись волосами его куртки.

– Ну что же, мистер Нефф, из всех моих первых свиданий сегодняшнее определенно входит в топ-пять самых странных.

– Да? А что остальные четыре?

– Ну, например, один раз я ходила на «Шоу ужасов Рокки Хоррора» с трансвеститкой, которая вбила себе в голову, что влюблена в меня. Но это отдельная история.

Она улыбнулась ему, и Дэвида внезапно захлестнула волна нежности.

– Можно открыть тебе один секрет? – спросила она.

– Конечно.

Она наклонилась, и Дэвид ощутил выпуклость ее груди. Кэти сложила ладонь чашечкой у его уха. От ее прикосновения все чувства Дэвида ожили – настолько, насколько им позволял антидепрессант. И снова Дэвид пожалел, что пьет таблетки, – ему так хотелось пережить этот удивительный момент во всей его полноте.

– В общем, хочу тебе сказать…

Но вместо того, чтобы закончить предложение, Кэти прижалась к нему губами и быстро и нежно лизнула в мочку уха. Потом вернулась на свое сиденье и принялась рыться в сумочке в поисках ключей.

– Я пойду, – сказала она. – Разрешаю тебе сегодня подрочить на мои фотки в Фейсбуке. Позвони как-нибудь. Расскажешь, как идет расследование. Лады?

Она поднялась по ступенькам и исчезла за дверью. Дэвид проводил ее взглядом.

Когда он вернулся домой, тетя Пегги сообщила, что заезжала Синди Ноттингем, оставила свою визитку. Хотела поговорить. О чем, не сказала.

Синди была блогером и считалась одной из самых знаменитых сплетниц Огайо. Частенько мелькала на кабельных новостных телеканалах – обычно когда очередная кливлендская знаменитость попадала в наркологическую клинику или разводилась. В прошлом Синди вместе с Дэвидом работала в «Индепендент». Ее уволили из-за него.

И она заявилась к нему на порог именно сейчас, когда впервые за четыре года он взялся за журналистское расследование. Дэвида охватила тревога. Что ей известно? И что еще хуже – если ей ничего не известно, что она может придумать?

Послевкусие от странного поцелуя в машине было испорчено. Спал он плохо. Вот за такие выходки – и далеко не только за них – он ненавидел Синди Ноттингем.

Но надо отметить – все же не до такой степени, чтобы желать ей сдохнуть.

Элизабет вернулась в каюту в третьем часу ночи. Она не сказала Дэвиду, где была, а он не спрашивал. Она вернулась другой – вот все, что он понял. Она вся словно светилась изнутри – такой Дэвид ее никогда раньше не видел. Элизабет чистила зубы в ванной и улыбалась ему оттуда, в темноту каюты. Она нырнула к нему в постель, и они долго занимались любовью – и так, и этак, и по-всякому, смеясь между долгими поцелуями, пока она не заснула в его объятиях.

По возвращении домой, в квартиру в Кайахога-Фоллс в Огайо, Элизабет начала готовиться к марафону. Вставала в пять часов и выходила до работы на пробежку. По выходным она пробегала вдоль старого канала по тропинкам, ведущим к озеру Эри, пятикилометровые дистанции и полумарафоны. Новообретенный оптимизм жены вдохновлял Дэвида, и он – молодой сотрудник, отвечающий в газете за страничку с киноконцертной афишей, – стал предлагать редакторам серьезные статьи. Первые семнадцать забраковали. Но восемнадцатую – заметку о компании экстремальных кинолюбов, раз в месяц приходящих толпой на какой-нибудь скверный семейный фильм и орущих в экран непристойности, пока администрация не выставит их вон, – напечатали, и ее заголовок попал на первую полосу. Следующий его материал – очерк о нелюдимом авторе комиксов «Калвин и Хоббс» Билле Уоттерсоне – приняли не глядя. Следующие четыре месяца Элизабет тренировалась, а Дэвид с ответственным редактором трудились над серией биографических статей. Дэвид был выжат как лимон и одновременно переполнен счастьем. «Вот этим я и должен заниматься, – думал он. – Это у меня получается».