История одной семейки - Кристина Нестлингер

Как раз перед звонком со второго урока директор распустил собравшихся и сказал на прощание, что этим дело не кончится. Будут предприняты все необходимые шаги, чтобы правда вышла на божий свет. Репутация школы в опасности, и, если понадобится, он подключит полицию.

Родители Йо отвалили, гости Йо отправились по своим классам, злые друг на друга донельзя. А сам Йо шагал среди них, но все держались от него подальше, как от зачумленного. Только Солянка осталась в директорском кабинете. Я заметил это, лишь когда мы вернулись в класс.

Было ясно как божий день — она, чисто из мести, тут же выложит директору все, что ей известно о Йоши, да еще приврет с три короба. Не пройдет и пары минут, как меня вернут к директору, — это тоже было ясно как божий день.

Не то чтобы я был в жутком ужасе, нет! Я не паникер-истерик! Просто все происходящее вдруг сделалось невероятно бессмысленным, тягостным и дико унизительным. Я испытывал отвращение к одноклассникам, этой доносящей друг на друга своре предателей. Мне казалось, что я один-одинешенек в тылу врага, но для партизанской жизни я точно не создан.

Доктор Надерер и одноклассники, не ходившие на вечеринку, с нетерпением ждали нашего возвращения. Эти лица, полные жадности до скандальных сплетен, были мне противны так же, как и лица тех, других, с которыми я вошел в класс. Я пошел к своей парте, взял сумку и запихнул в нее все свои вещи.

— Братан во Христе, только не слетай с катушек, — предостерег Аксель.

— Да пошло оно все, — сказал я и застегнул сумку.

— Садись и не сходи с ума, — сказал он.

Я почти уже последовал его совету, но тут увидел пустой стул Солянки. Тогда я встал и вышел из класса, ничего не объясняя доктору Надерер. Я промчался в раздевалку, словно за мной гнались черти, переобулся, натянул куртку и вышел из школы через заднюю дверь. Я глубоко вдыхал вонючий, напоенный свинцом уличный воздух, и мне казалось, что я только что спас самому себе жизнь.

Иногда в жизни на тебя сваливается все и сразу, и если потом решишь восстановить точный ход событий в деталях, тебе становится просто плохо. То, что со мной случилось после обеда в понедельник всего лишь за пару часов, почти не укладывается в голове у такого типа как я, привыкшего к размеренной и ленивой скуке.

В понедельник я пришел домой к обеду, как всегда, вовремя. Промерз до костей, потому что три часа подряд шагал по улицам на холодном ветру. На кафе у меня не было денег.

Но можно было обойтись и без прогулок на ветру. Из школы сначала позвонили к нам домой, а потом на работу к маме и сообщили, что я без разрешения ушел с уроков.

Тетя Фея вся дрожала от возбуждения.

— Мне они ничего толком не сказали, — объяснила она, — но сообщили Мони, что ты как-то связан с наркотиками! — Она умоляюще сложила ручки: — Скажи, Ольфичка, это ложь? Они ведь ошибаются, да?

Произошла ошибка, сказал я бедной старушке и спросил, что на обед. Фея была потрясена до глубины души.

— Ольфичка! — вскричала она. — Я до сих пор дрожу как осиновый лист! До обеда ли мне было!

Фея сделала мне бутерброды. В тот момент, когда она украшала их горчицей из тюбика, вошла бабушка. Она тоже была уже в курсе. Наверное, ей позвонила мама или тетя Фея. Тяжелым гренадерским шагом бабушка шагала туда-сюда перед моим носом и хотела «знать правду». Я сказал ей правду, но она мне не поверила. Я повторил правду, но она все равно мне не верила. Если бы все было так, как я говорю, возопила она, я бы не сбежал из школы. Мой побег доказывает, что совесть у меня нечиста!

Моя бабушка — типичная мещанка. Такие тонкие и сложные движения души, что сопровождали мое утро в школе, недоступны ее пониманию. Даже не стоит и пытаться что-то ей объяснить! Поэтому я просто сказал:

— Тебе этого не понять!

И она окончательно уверилась в том, что я «виноват». Прочла мне целую лекцию о вреде наркотиков и доказала, что ни черта в этом не смыслит. Кокаин и конопля, героин и ЛСД были для нее одно — дьявольское зелье. По ее мнению, после трех сигарет с травкой тебя так торкает, что тебе кажется, ты можешь летать, и тогда открываешь окно на восьмом этаже и сигаешь вниз, но это, по ее словам, еще и неплохой финал, потому что иначе подохнешь мучительно от пронюханных насквозь крыльев носа. Я хотел было разъяснить старой кошелке, что к чему, и тоже прочел ей целую лекцию. В результате она решила, что я вице-босс наркомафии.

— Нормальный, приличный ребенок в твоем возрасте, — убежденно произнесла бабушка, — обо всем этом никакого понятия не имеет!

Тетя Фея верила всему, о чем вещала ее сестра.

— О боже, о боже, Ольфичка! — ныла она, когда бабушка замолкала на пару секунд, чтобы перевести дух.

Потом приперлись тетя Лизи и Андреа. Тетя Лизи частенько приходит днем домой. А с какой стати тут объявилась моя сестра, понятия не имею. Обычно в обед она где-то в районе университета.

Обе уже все знали и жаждали объяснений. Но мне показалось идиотским излагать все по второму кругу.

А вот бабушке, конечно же, нет! Она представила Андреа и Лизи их брата и племянника как вице-босса наркомафии. Тетя Лизи ответила на это возгласами типа «о-боже-боже-Ольфи» в стиле тети Феи. Андреа схватила меня за плечо, тряханула со всей силы и принялась выпытывать, как на допросе:

— Ты что-нибудь хранишь дома?

Сначала я даже не понял, о чем она. Лишь когда сестра сказала: «Тогда надо избавиться от этого! Если школа обратится в полицию, они устроят в доме обыск!», мне стало понятно, что ее свербит.

Андреа подталкивала меня к моей комнате. Бабушка, тетя Фея и тетя Лизи влачились следом. Андреа непрерывно верещала всякую хрень вроде «Будь благоразумен», или «Отпираться не имеет смысла!», или «Ты должен признаться, где все хранишь, иначе мы не сможем тебе помочь!»

Человеку, по врачебной ошибке попавшему в сумасшедший дом, вряд ли было бы хуже, чем мне тогда!

Четыре бабы не постеснялись даже обыскать мою комнату, словно заправские полицейские. Андреа приговаривала: «Это для твоего же блага!», тетя Фея то и дело спрашивала: «А как выглядят эти штуки, которые мы ищем?» Тетя Лизи объясняла ей что-то про «белый порошок» и «серо-коричневые шарики».

Пока они перерывали мои вещи, я стоял у окна, уставившись в сад, и удивлялся, почему это мне совершенно не до моего знаменитого «первобытного крика». Он бы очень пригодился, но во мне совсем не было орательного воздуха. И я бы не смог выдавить из себя ничего громче визга морской свинки.

Рыскающие по комнате бабы нашли пару сигарет в ящике письменного стола. Тетя Лизи провозгласила, что речь может идти о «специально подготовленных самокрутках». Андреа посчитала это «чепухой». Бабушка предложила распотрошить их проверки ради.