Магиер Лебиус - Руслан Мельников

– Прекратите! – потребовал Дипольд.

Перемазанная едой, рыдающая, бьющаяся в пред-рвотных позывах Герда-Без-Изъяна окончательно утратила в его глазах былое очарование. Но все же она была женщина, а он мужчина. Благородный рыцарь, коему надлежало защищать беззащитных. Нельзя делом – так хотя бы словом.

– Пр-р-рекратите, сволочи! Слышите?!

Не слышали. Продолжали.

Герду все же вырвало. Прямо на путы и рваное платье.

– Довольно! – брезгливо поморщился Чернокнижник. – Полагаю, теперь наша дева сыта. Дайте ей вина, пусть запьет.

Пила Герда сама. Уже не противясь. Пила взахлеб и много.

– Теперь ваша очередь, пфальцграф! Сами будете трапезничать или помочь?

Все-таки напичкать силком его не удалось. Дипольд ревел и мотал головой, будто раненый бык, а после того как он, изловчившись, едва не откусил палец кому-то из маркграфских слуг, от упрямого пленника отстали.

– Я вижу, после турнира вы еще слишком слабы для тяжелой пищи, – маркграф неодобрительно покачал головой. – Что ж…

Снова ленивый жест, обращенный к слугам.

– Влейте в больного вина. Пусть хоть немного наберется сил. Не волнуйтесь, ваша светлость, вино поможет, излечит и успокоит.

Сжатые зубы ему раздвинули рукоятью кожаной плети. Откуда-то возникла воронка с длинным горлышком. Удерживая голову Дипольда в несколько рук, ее вставили, впихнули в самое горло. Такие воронки отцы-инквизиторы используют, практикуя водяные пытки. Через такие воронки в глотки еретиков и колдунов вливают столько воды, сколько попросту не в состоянии принять человеческое чрево. А теперь вот инквизиторский инструмент верой и правдой послужит оберландскому колдуну-Чернокнижнику. «Только меня, как благородного гейнского пфальцграфа, будут пытать не водой, а вином! – промелькнуло в голове Дипольда. – Гейнским! Проклятый Черно…»

И вино полилось…

Нет, это не было пыткой. Влили полфляги – не больнее.

Прекратили. Вынули воронку. Либо его просто хотели напоить, чтобы горячий пфальцграф не набедокурил в дороге, либо Альфред действительно пытался доступным ему способом поддержать силы упрямого пленника.

А вино-то в самом деле помогало… Да, гейнское, но с каким-то особым солоновато-кровавым, что ли, привкусом, хмельное, терпкое, в меру горькое, немного кисловатое, хорошо утоляющее жажду, оно как-то сразу уняло ноющую боль и гул под черепной костью, увлажнило сухие губы, погасило зарождающийся лихорадочный жар в теле.

Прямо не вино, а целебный бальзам! Впрочем, вполне возможно… Лебиус ведь рядом, а магиеры используют свое колдовство не только для создания големов.

Бодрости заметно прибавилось, а вот мысли малость помутились, утратили связность. Что ж, вино есть вино. Даже родное гейнское. Даже такое целебное.

Им все же дали небольшие послабления. Сняли лишние путы. Только на руках оставили ремни, а на ногах – кандалы. Причем короткая тяжелая цепь, связывавшая два железных кольца на лодыжках, была соединена с другой цепью, прикованной к борту повозки, и напрочь исключала всякую возможность побега. Во время частых, но кратких остановок оберландцы развязывали пленникам руки, вынимали кляпы, раскладывали перед Дипольдом и Гердой еду, однако силой кормить больше не пытались. А вот чудесным вином поили. Не спрашивая.

Они пили. Было в том что-то вроде негласного договора. От пищи из рук врага Дипольд отказывался наотрез, но, памятуя об инквизиторской воронке, с которой все равно не поспоришь, послушно делал несколько глотков из фляги. Тем более что гейнское, как ни крути, улучшало самочувствие и поднимало дух. И притом – странное дело – даже не вызывало привычной сухости в горле, как после обычной пирушки.

Герда тоже не ела – после первой насильственной кормежки попросту не могла, наверное. А может, это от страха. Но пила тоже – послушно и много. Видимо, вино помогало и ей. Прежде всего забыться помогало.

А забывать было что. Ибо плен оставался пленом. Переговариваться друг с другом сыну остландского курфюрста и дочери нидербургского бургграфа не позволяли. Брань со стороны Дипольда, очередная истерика Герды или попытка тайком перекинуться между собой парой слов неизменно пресекались грязным жеваным кляпом. И новыми ремнями на руки. Чтоб этот самый кляп не вырвать.

И так в пьяном молчаливом полусне-полуяви – тряска в громадной оберландской повозке до следующей остановки. Где снова вино. И снова кляп. Дорога проходила в постепенно накапливающемся, нарастающем, сгущающемся, давящем хмельном тумане. Плотный туман этот порой веселил Дипольда, однако вместе с тем медленно, но верно угнетал разум. А вслед за разумом – и волю. Прежде молодой пфальцграф никогда не употреблял гейнского в таких количествах и даже не подозревал, что вино может оказаться настолько коварным и крепким.

Вскоре после выпитого он начал проваливаться в забытье, в небытие. Целиком проваливаться, с головой, без остатка. Но "в определенном смысле это было даже хорошо. Очень хорошо. Ибо так все плохое проходило мимо. Правда, когда винные пары все же немного рассеивались… О, тогда хотелось крови! Или хотя бы снова – вина.

В пути с пленниками случалось много неприятного и откровенно унизительного. Ровно столько, сколько неприятностей и унижений выпадает на долю прикованного к телеге человека. Поскольку цепи размыкать Альфред запретил строго-настрого, даже нужду на привалах они вынуждены были справлять под повозку. Дипольду было проще, а вот его спутнице… Сам-то пфальцграф, конечно, отводил глаза, когда несчастная девушка, шурша юбками, краснея и плача от стыда, пыталась укрыться под колесом. Но вот оберландцы открыто и с глумливыми ухмылками пялились на Герду. Рук дисциплинированные солдаты Альфреда не распускали, скабрезными остротами вслух не сыпали, однако их красноречивые взгляды говорили больнее, чем руки и слова.

Дипольд в такие моменты вскипал от бешенства, но чего уж там… Именно в такие моменты Герда-Без-Изъяна превращалась в глазах гордого пфальцграфа из непривлекательной спутницы в вовсе противную и отталкивающую. Одним своим присутствием и униженным положением она усугубляла осознание его собственного бессилия. Дипольд Славный видел страдания Герды, понимал, что должен помочь, но помочь ничем не мог, и оттого в первую очередь злился именно на нее. Ибо без дочери Рудольфа все было бы проще и легче. К тому же жутко раздражали нескончаемые слезы и неумолкающие бессмысленные стоны-мычания Герды.

Если бы случилось чудо и оба они вдруг обрели свободу, просить ее руки и сердца Дипольд теперь точно не стал бы. Нет, он, конечно, отомстит – не только за свой позор, но и за надругательства над бедной беззащитной девушкой. И отомстит страшно – и маркграфу отомстит, и его магиеру, и солдафонам, охранявшим повозку, и голему, и всей Оберландмарке! Отомстит, несомненно. При первом же удобном случае. Но местью же и ограничится… А женитьба на Герде – до чего же неразумные то были мысли!