Драная юбка - Ребекка Годфри

Что ты сказала, Амбер?

Я сказала, что мечтаю стать космонавтом.

Как правило, я нарочно портачила в тестах, где можно выбирать ответы, и никогда не выбирала правильный. Почему-то в тот день я решила быть честной.

Вы увидели, как грузовик переехал кролика. Вы бы:

а) Написали рассказ о пережитой душевной травме.

б) Помогли бы ветеринару лечить кролика.

в) Работали бы над улучшением безопасности на дорогах, чтобы предотвратить последующие несчастные случаи.

г) Записали бы номерной знак грузовика и сообщили властям.

Я отметила б.

Кэсси большими буквами написала ЕВМ и СКИНЫ КРУТЫ.

В качестве ответа на вопрос: ваша будущая профессия, Амбер написала НИМФОМАНКА.

Пока Глория проверяла тесты, мы смотрели видео.

Болезненно тощий мужик стоял перед безобразным бетонным зданием. Боб Джонсон, доктор наук, Орегонский университет.

Когда ты осознаешь свои недостатки, ты делаешь первый волнующий шаг в процессе, именуемом Переменой. Клянусь, он так и сказал.

Пацан, заорала Амбер, тебе бы подкормиться.

Мне бы Перемен, запричитала Кэсси. Глория, не подашь бедняжке на Перемены?

Амбер попыталась прочитать мои ответы, но я закрыла их рукой.

После урока Жизненных Навыков Амбер сказала, что хочет проникнуть в комнату Брэнди и утянуть ее косметику. Я сказала, что присоединюсь к ней попозже. Мне нужно обсудить свою температуру с врачом, сказала я, и это было правдой. Я коротала ночи в удушливой испарине.

После урока я топталась возле кинопроектора. Я не знаю, почему мне было небезразлично, но я наклонилась к Глории, чтобы посмотреть на свои результаты.

Ну, сказала Глория, поправляя очки и разглядывая мои ответы. У тебя просматривается склонность к профессиям, где нужно оказывать помощь и поддержку – медсестра или ветеринар. Хочешь обсудить варианты?

Не очень, ответила я.

Она протянула мне бланки для поступления в колледж Камосан на отделение медсестер и сказала, что я не такая, как остальные девочки, что я чувствительнее и что я готова к Переменам.

Но она ошиблась. Я обладала чувствительностью скалы. Я видела, как Кэсси и Амбер кромсают друг друга, и не сказала ни слова, а просто сидела, безжалостная и ни на что не годная. Ну какая идиотка просто сидит и не вмешивается? Мне бы стоило сказать, что меня это поразило.

Мне бы стоило сказать, что меня это огорчило. Мне бы стоило. Сказать что-нибудь хорошее.

Доктор в «Белых Дубах» оказался ни на что не годным.

Я попросила успокоительные, потому что у меня бессонница. Опера все никак не начинается.

Он ответил, что мне ни к чему успокаиваться.

Я сказала: Послушайте, у меня редкое заболевание. Может, вы о таком никогда не слышали, но поверьте мне, оно у меня есть, и я, наверное, от него умру.

В чем дело?

Дело в том, сказала я, что я родилась с жаром, и он утих, когда мне было шесть, но в этом году вернулся. Он то появляется, то исчезает, и я не знаю, когда и почему. То я в жару и с головокружением, то его уже нет. Например, прошлой ночью я проснулась в холодном поту.

Он пощупал мне лоб и засунул под язык стеклянную трубочку.

Прижми ее и держи, велел он.

Через некоторое время он вытащил термометр из моих сжатых губ. Понаблюдал, как красный столбик поднялся. Потом упал и медленно поднялся еще раз.

36,6, сказал он. У тебя нет температуры. Вы в полном порядке, юная леди.

Вы в полном порядке.

Он сказал, что знает эти уловки с набиванием температуры наперечет.

Жар – это симптом, проинформировал он меня. Человек не может родиться с жаром.

Но ведь я была…

Жар – это не болезнь, сказал он. Противник часто принимает форму вируса или инфекции. И жаром природа расправляется со своими врагами.

Я отказалась говорить, где находятся мои родители, и меня отослали к чиновнице по размещению.

Ее звали Хейзел, она любила играть на собачьих бегах. В следующем году, когда ей стукнет шестьдесят, она собирается переехать во Флориду и проводить на бегах дни напролет.

Ты можешь курить, меня это не беспокоит, предложила она.

Мы немного побеседовали.

Я рассказала Хейзел, что хочу стать медсестрой.

Она сказала, что это достойная цель.

Таковой она и была. Идея медицинского училища придавала мне целеустремленности. Вся в белой одежде, я бы ощущала себя непорочной. Шрамы и гудрон, лес и бутылки «Баккарди», вкус Дирка Уоллеса, вид лезвия в крови – все это растает навсегда, как только я надену белую форму. В мягких туфлях на белой подошве я бы ухаживала за ранеными, как Эверли. Моя мать утешала людей с пулевыми ранениями и кислотными приходами. Я знала, что могу не хуже. Перевязывая раны, я бы шептала: Все будет хорошо.

Все они заслуживают медали за избавление меня от моих антиобщественных наклонностей. Заберите меня с улицы, где я общаюсь с ворами и проститутками. Поместите меня в семью, где я буду смотреть «Династию» и есть бифштексы.

Хейзел сказала, что Микельсоны – чудесная семья. Они живут в Гордон-Хед.

Взломанные замки, ободранные коленки, ворованный блеск для губ и дождливые улицы.

Айви Мерсер живет в Гордон-Хед, в особняке на холме. Может быть, это по соседству с Микельсонами?

На столе Хейзел гнездились стопки папок. Меня даже не подмывало глянуть, лежит ли там дело Джастины. Весьма необычно сознавать, что в один момент ты можешь отпустить живущий в голове образ, который был для тебя реальным, как крест надежды на шее.

Хейзел открыла дело.

Протянула мне карту.

Это Запретная Зона, сказала она, и была права. Центральные улицы: Йейтс и Дуглас, Пандора и Гавернмент закрашены красным, остальная Виктория девственно бела.

Эти карты обычно выдаются девочкам на испытательном сроке, сказала Хейзел. Но я бы предпочла, чтобы ты держалась в стороне от Запретной Зоны. Я также предпочла бы, чтобы ты не контактировала с этими людьми.

Она протянула мне список. Джеронимо Томас, Льюс Татерс, Майкл Джон Бёрнс… Я не знала ни одного из них. Наверное, они сутенеры.

Я хочу быть медсестрой, сказала я. И не хочу в центр. Я предпочитаю жить в Гордон-Хед.

Хорошо. И сделай для себя что-нибудь положительное, Сара.

Типа?

Вступи в организацию юных христианок. Или в драмкружок.