Если спросишь, где я - Реймонд Карвер

Он внимательно на нее посмотрел, она отвела взгляд в сторону; рука ее по-прежнему лежала на дверной ручке.

— Забавно, — сказала она. — Ну, ты понимаешь — вот так побывать в чужом доме.

Он кивнул, снял ее руку с дверной ручки, повел домой. Отворил дверь, и они вошли.

— Действительно забавно, — сказал он.

Он заметил, что сзади к ее свитеру прилипла белая ниточка, и на щеках разгорелся румянец. Он стал целовать ее шею и волосы, она повернулась и поцеловала его в ответ.

— Черт, — сказала она. — Черт, черт! — заголосила она, и как девочка захлопала в ладоши. — Только что вспомнила. Совершенно забыла сделать то, ради чего туда пошла, то есть напрочь. Я не покормила Китти и цветы не полила. — Он взглянула на него. — Ну не дура ли?

— Да ладно тебе, — сказал он. — Постой. Я сейчас возьму сигареты, и мы туда вернемся.

Она подождала, пока он закроет дверь на ключ, а потом взяла его за руку выше локтя и сказала:

— Думаю, стоит тебе сказать. Я нашла фотографии.

Он остановился посреди холла:

— Какие фотографии?

— Сейчас сам увидишь, — сказала она и внимательно на него посмотрела.

— Шутишь? — Он ухмыльнулся. — Где?

— В тумбочке.

— Шутишь? — повторил он.

А потом она сказала:

— Может, они не вернутся, — и тут же сама удивилась своим словам.

— Может, и так, — согласился он. — Всякое может быть.

— А может, они вернутся и… — она не закончила.

От двери до двери было совсем недалеко, они шли держась за руки, и когда он заговорил, она едва его расслышала.

— Ключ, — сказал он. — Дай мне ключ.

— Что? — сказала она. И уставилась на дверь.

— Ключ, — сказал он. — Он у тебя.

— Господи, — пролепетала она. — Я его там оставила.

Он подергал за ручку. Дверь была заперта. Потом подергала она. Дверь не поддавалась. Рот у Арлин приоткрылся, она задышала тяжело и напряженно. Он раскрыл объятья, и она шагнула ему навстречу.

— Не волнуйся, — сказал он ей на ухо. — Ради бога, не волнуйся.

Так они и стояли — обняв друг друга. Прижались к двери, будто прячась от ветра, и старались прийти в себя.

Телефон зазвонил в тот момент, когда он пылесосил. Он уже вычистил всю квартиру и теперь заканчивал в гостиной, надев на пылесос другую насадку, чтобы убрать кошачью шерсть, скопившуюся между диванными подушками. Он остановился и прислушался, потом выключил пылесос, подошел к телефону и снял трубку.

— Алло, — ответил он. — Это Майерс.

— Майерс, — сказала она. — Как ты? Чем занимаешься?

— Да так, ничем. Здравствуй, Паула.

— Сегодня корпоративная вечеринка, ты тоже приглашен. Дик тебя пригласил.

— Наверное, я не смогу, — сказал Майерс.

— Дик только что попросил меня тебе позвонить. Сказал, чтоб звала тебя сюда. Что тебе пора уже вылезти из своей башни из слоновой кости, хоть ненадолго. Дик такой забавный, когда выпьет. Ты меня слушаешь, Майерс?

— Да-да, я понял.

Майерс раньше работал на Дика. Тот всегда мечтал поехать в Париж и написать там роман. И когда Майерс ушел с работы, чтобы засесть за свой, Дик сказал, что будет внимательно просматривать списки бестселлеров, искать творение Майерса.

— Знаешь, я не могу сейчас.

— Тут у нас кошмарная новость, — продолжала Паула, как будто не слышала его. — Помнишь Лари Гудинаса? Он еще работал, когда ты сюда устроился. Так вот, он какое-то время разгребал всякие научные опусы, потом его перевели в другой отдел, а потом вообще уволили. Короче говоря, нам позвонили и сказали, что он утром покончил с собой. Выстрелил себе в рот. Представляешь? Майерс, ты меня слышишь?

— Да, я слушаю. — Он начал вспоминать Лари Гудинаса: высокий, сутулый, очки в проволочной оправе, лысоватый, носил яркие галстуки. Майерс представил себе выстрел, представил, как треснул череп.

— Боже. Какое несчастье.

— Приезжай в офис, дорогой, договорились? — сказала Паула. — Мы тут общаемся, выпиваем, слушаем рождественскую музыку. Давай приезжай.

Что там происходит было и так ясно — по звукам в телефоне.

— Нет, я не хочу, — сказал он. — Паула?

Глянув в окно, он увидел, как, танцуя, опускаются на землю снежинки. Он протер стекло, а потом стал выводить пальцем свое имя, пока ждал ответа.

— Что Паула? — сказала она. — Ладно. Тогда давай встретимся в «Воилз» и пропустим по стаканчику, идет? Майерс?

— Идет, — ответил он. — «Воилз». Заметано.

— Все так хотели с тобой повидаться. Особенно Дик. Ты ведь знаешь, он тобой восхищается. Нет, правда. Он мне сам говорил. Он еще говорил, что если бы у него было столько сил и азарта, он не бросил бы писать, тогда, много лет назад. И еще он сказал, что нужно уйму энергии иметь в запасе, чтоб поступить, как ты. Слышишь, Майерс?

— Да-да, — ответил Майерс. — Пойду заведу машину. Если не получится, я перезвоню.

— Хорошо. Значит, в «Воилз». Если ты не позвонишь, я через пять минут выхожу.

— Дику от меня привет, — сказал Майерс.

— Передам, — ответила Паула. — Он ведь только о тебе и говорит.

Майерс поставил пылесос на место. Спустился со своего третьего на первый, вышел на улицу и пошел к своей машине, которая была припаркована дальше всех и была вся в снегу. Он забрался внутрь, несколько раз нажал на педаль, потом повернул ключ зажигания. Машина завелась. Он надавил на педаль газа.

По дороге он какое-то время наблюдал за людьми, бежавшими по тротуарам с подарочными пакетами. Потом взглянул на серое небо, с которого густо падали хлопья, посмотрел на высокие дома — снег лежал на всех выступах и оконных карнизах. Он старательно все рассматривал, наверняка пригодится. Он как раз закончил один рассказ и собирался начинать другой, но чувствовал себя совсем опустошенным. Наконец показался «Воилз», небольшой бар на углу рядом с магазином мужской одежды. Майерс припарковал машину на стоянке позади бара и зашел внутрь. Немного посидел за барной стойкой, потом, взяв свой стакан, пересел за столик у самой двери.

Когда Паула наконец появилась, он встал из-за стола и в ответ на ее «С Рождеством!» поцеловал ее в щеку. Потом пододвинул ей стул.

— Виски? — предложил он.

— С удовольствием. Виски со льдом, — сказала она подошедшей официантке.

Потом схватила стакан Майерса и залпом выпила его виски.

— И мне еще стаканчик принесите, — велел Майерс официантке. — Мне здесь, если честно, не нравится, — сказал он, как только та отошла.