Её невыносимый лжец - Жасмин Майер

Ладно, подъезд уже рядом, а там лифт и скоро будем дома. Дотащу.

В подъезде оказалось, что лифт не работает.

Поверх дверей было наклеено объявление о техническом обслуживании оборудования, «просим прощения за причиненные неудобства» и тому подобное. Но работать будет только завтра.

— Мамочка?

— Идем пешком, Аль.

Кивнув, она легко взбежала на первый лестничный пролет и остановилась.

— Я иду, лапочка, — отозвалась я. — Прямо за тобой. Все в порядке.

Перехватив пакеты, я двинулась следом. Аля продолжила повторять стихотворение, но я на этот раз ее не поправляла. Просто шла следом, крепко стиснув зубы, а «Мартини» громыхало в пакете так, как будто с собой у меня был запас для недельного запоя.

Настроение у меня было — начать пить прямо с порога, даже не разуваясь, и прямо с горла и можно без сока.

Конечно, нельзя пить на глазах у ребенка, но я чувствовала, как с каждым шагом истончалась моя решимость, а взведенные нервы достигали предельной точки. Нет, я, конечно, все могу. И работать без выходных, и носиться между двух работ, и на мечты свои забить. И даже со всем справлюсь, и коня на скаку, и в горящую избу, и шишки в полночь, но, проклятье, за что мне все это?

Почему я?

Почему все время одна?

Восьмой этаж. А на девятом живет мой горячий сосед, который больше знать меня не хочет. И сложись моя жизнь иначе, сейчас я бы прямо на лестничной клетке хлебнула «Мартини», а потом первая постучала бы в его дверь. Мной владело уже не просто примитивное физическое влечение и потребность переспать хоть с кем-то, чтобы ощутить на своем теле мужские руки, а не только свои.

Я просто была сыта по горло одиночеством.

— Ой, мамочка! — ахнула Аля.

По ступеням, как бешеные лягушки, стали прыгать каштаны. Покатились шишки. А я стояла с пакетами, рюкзаками и сумками и просто смотрела на то, как все, что мы собрали на аллее, скачет и летит в дыру между лестницами. Этот дурацкий день просто не мог закончиться иначе.

— Липучие вы лепестки… — протянула я.

В тишине подъезда это прозвучало довольно громко, но я не придала значения звуку шагов, раздавшихся сверху. В доме было шестнадцать этажей, был вечер, а лифт не работал, конечно, на лестницах будет столпотворение.

— Плости, мамочка! — всхлипнула Аля. — Только не кличи. Это пакет полвался!

— Солнышко, ты не виновата. Не плачь.

Тяжело опустившись на ступеньку, я выпустила наконец-то пакеты из рук, сбросила рюкзаки на лестницу и раскрыла объятия, в которые Аля и бросилась, всхлипывая и рыдая.

— Мы спустимся вниз за новыми?

Идея топать туда и обратно десять этажей без лифта за ненавистными каштанами мне не нравилась. Особенно в свете того, что мы и так задержались, пора было готовить ужин, а времени на поделку оставалось все меньше.

— Аля… Давай для начала соберем то, что осталось, а дома попробуем придумать что-нибудь из того, что есть? Если не хватит, то сходим.

— Ладно. Я соберу!

Она стала скакать по ступеням, собирая сбежавшие каштаны в карманы пальто. А я всерьез задумалась о том, чтобы начать пить прямо здесь, но кто-то спускался сверху, и я решила сначала дождаться, пока кто-то из соседей хотя бы прошел мимо.

Но шаги стихли. Кто бы это ни был, он замер выше по лестнице.

И после я услышала тот терпкий бархатный голос, от которого раз за разом теряла голову:

— Хочешь, я помогу?

Я просидел около часа у двери Сони, дожидаясь ее возвращения. В подъезде была непривычная движуха — оно и понятно, лифт не работал. Впервые в жизни я вообще увидел всех соседей, живущих на верхних этажах, как и они меня.

После я позвонил еще раз в Сонину квартиру, но без толку. Похоже, никого действительно не было дома. Я хотел уйти, но тогда же услышал этажом ниже детский голос:

— Ой, мамочка!

Что-то застучало, зашуршало и запрыгало по бетонным ступеням. Звякнули бутылки, и знакомый голос с чувством процедил:

— Липучие лепестки…

Я сразу спустился на этаж ниже, прошел мимо собственной квартиры и нашел Соню, сидящей на ступенях, в окружении пакетов из супермакета и рюкзаков. Она тащила все это одна?

Я запнулся на мгновение, глядя на то, как она обнимала девочку. Значит, вот она — ее дочь.

Это правда.

Девочка была в вязаной розовой шапке с очками пилота сверху и пальто, большего я разглядеть не успел. Мать и дочь перестали обниматься, и девочка стала прыгать по ступеням, собирая рассыпавшиеся каштаны в карманы. Снова каштаны. Вот для чего они были нужны Соне. Вовсе не для инстаграма. Ответ был на поверхности, только я привык к совсем иному.

Дочка Сони заметила меня первой. Спрятала очередной каштан в карман и посмотрела на меня большими темными глазами. У Сони они были светлее, а вот губы девочке точно достались от матери. В целом, девочка очень напоминала ее, как будто в ее создании больше никто и не участвовал, кроме матери.

Я улыбнулся девочке, чье имя успел забыть. Вчера Соня назвала его мельком, а я из-за шока не запомнил.

Картер прав, я не из тех парней, кого он с классическим британским акцентом зовет bad ass. Я из хороших парней, играю за команду в белом. И что поразительно, рядом с Соней мне и нет нужды строить из себя кого-то, кем я не являюсь. Здесь и сейчас ей совсем и не нужен плохой парень.

Ей определенно нужна помощь. Хотя бы донести эти пакеты и сумки до дома. Для меня раз плюнуть, а для нее — сомневаюсь. В ней ведь весу вполовину меньше, чем во мне. Ребра пересчитать можно… Так, не будем сейчас о ее ребрах.

Я долго думал о том, что могу предложить ей. Да, в первую очередь это секс. Но не сексом единым. Ведь я не хочу, чтобы она решила, что мне от нее только секс и нужен. Хотя я уже сделал все, чтобы она именно так и решила.

Но на самом деле это не так.

Просто сейчас, не разобравшись с Никой, я и предложить-то не могу Соне ничего иного. Для начала я должен закончить собственные отношения. Так будет правильно и так велит поступить мне совесть. Но я не хочу терять это время даром, дожидаясь пока моя жена вернется из путешествия. Я и так практически просрал свой отпуск, не сделав во время него ничего полезного. Только оставшись без работы, я понял, что совершенно не знаю, что делать с собственной жизнью. Не знаю, куда себя деть и чем заняться. Поэтому я очень хочу быть для Сони полезным. Хоть как-то.

— Хочешь, я помогу?

От моего вопроса Соню аж подкинуло, словно сидела она не на лестнице, а не пристегнутой в кресле самолета, который внезапно рухнул в воздушную яму.