Годунов. Кровавый путь к трону - Александр Бубенников

Комиссия, допросив обедавшего с дьяком Михаилом и его сыном священника Богдана, выяснила: Битяговские имели алиби, они не причастны к убийству царевича. В то же время священник старался из всех сил выгородить братьев Нагих и царицу – явных виновников бунта в Угличе. Не лучше проявили себя архимандрит Феодорит и игумен Савватий, служившие обедню в местном монастыре. Поначалу они пытались прекратить самосуд над несчастными жертвами, отбили у толпы жену дьяка Битяговского с дочерью. Только почему-то святые отцы не захотели спасти израненного Осипа Волохова, за жизнь которого боролась до последнего мгновения его мать Василиса. Мария Нагая самолично выдала на растерзание толпы Осипа Волохова и Никиту Качалова (племянника дьяка Михаила Битяговского), за которого Василиса выдала замуж свою дочь. Никто из Нагих не захотел проводить «сыск праведный», уничтожив всех «подозреваемых» в убийстве царевича.

Всего толпа забила насмерть от одиннадцати до пятнадцати человек, якобы причастных к «убийству». Трупы несчастных убиенных были брошены в ров у стен кремля Углича. Перед приездом комиссии Шуйского в город протрезвевшие братья Нагие поняли, что за устроенный самосуд надо будет отвечать по закону, который был суров в отношении бунтовщиков и их подстрекателей. Ночью они решили подбросить сыску неопровержимые улики убийства, для чего уговорили своего приказчика Русина Ракова положить рядом с телами «убийц царевича» во рву ножи, палицы и сабли, вымазанные кровью. В фабрикации улик помогали слуга Григория Нагого Борис Афанасьев и холоп Михаила Нагого Тимофей. В частности, Тимофей принес живую курицу и зарезал ее, а кровью курицы измазал несколько длинных ножей (как сабель) и металлических палиц, которые Раков отнес в ров и положил на трупы убитых во время бунта Битяговских и их «единомышленников убийства царевича».

Разумеется, окровавленные ножи и палицы на трупах Битяговских с «единомышленниками» не смогли обмануть комиссию. К тому же Русин Раков не выдержал напора сурового допроса злого Шуйского, струсил и признался, что по приказу Нагих все сделал для оговора «убийц», самолично отнес «кровавые» орудия убийства в ров. Нагие перед крутым боярином Шуйским не стали упираться в фальсификации улик. Допросы малолетних игроков «в ножички» и взрослых свидетелей окончательно разрушили версию о преднамеренном убийстве царевича, на чем настаивали Нагие.

Смерть царевича видели своими глазами восемь свидетелей, никто из них не говорил об убийстве Дмитрия. По прибытии в Углич все члены комиссии Шуйского самым тщательным образом рассмотрели трупы царевича Дмитрия и жертв самосуда толпы, подстрекаемой царицей и ее братьями, Михаилом и Григорием Нагими. Естественно, ни у кого из членов комиссии (а они принадлежали к разным светским и церковным партиям, соперничающим друг с другом, о влиянии Годунова на всех не могло быть и речи) не возникло и тени сомнения, что царевич погиб именно из-за несчастного случая. Отпевание восьмилетнего Дмитрия Углицкого вел лично митрополит Крутицкий и Сарский Геласий в присутствии всех членов комиссии и множества духовных лиц Углича.

Обрисованная следствием Василия Шуйского картина случайной гибели была на редкость полна и достоверна. Розыск Шуйского по поручению Годунова практически не оставил места для неясных вопросов, требующих прояснения. Перед тем как он собрал все материалы следствия с подписями всех свидетелей, князь вспомнил об особом «тайном» поручении Бориса Федоровича Годунова насчет фактов предыдущего отравления царевича и царицы.

К этому подтолкнул Василия Ивановича неожиданный рассказ очухавшегося от потрясения церковного сторожа Максима Кузнецова. Тот просто и честно, как на духу, признался, что его заставил бить в набат неизвестный ему ранее дворянин. Потом уже прибежали братья Нагие с царицей с требованием «бить в набат громче, чтобы все земли, всех людей разбудить».

– А что тебе сказал тот, кто первым прибежал к тебе, – спросил Шуйский, – какое он тебе принес известие?

– Как не помнить? Призвал бить в набат по всем трем погибшим царевичам Дмитриям Ивановичам, ибо только что третий Дмитрий Иванович погиб…

– Так и сказал – «погиб царевич Дмитрий Иванович Третий»?…

– Я испугался и ударил в набат… сначала несильно… а тут сама царица Мария подбежала… потребовала в слезах, бей сильнее… чтобы все в городе знали, что царевич погиб…

От Марии Нагой Шуйский узнает ее тайное признание о попытке отравления ее и ее сына-царевича, она будет умолять князя пойти навстречу ей и братьям в смягчении наказания:

– Бес попутал… Не хотела кровавого самоуправства и бунта кровавого, – плакалась Мария Шуйскому. – Пусть будет снисхождение мне и моим братьям…

Шуйский, выполняя особое поручение Годунова, узнал, каким способом Мария Нагая с сыном Дмитрием избежали отравления незадолго до несчастного самоубийственного случая с царевичем в середине мая 1594 года. Мария вместе с сыном употребляла противоядие (зная какие-то секреты от своего дяди-дипломата из свиты Грозного, наслышанного об отравлении детей и жен царя).

Помимо «углицкого сыска» Шуйского, сведения об отравлении царицы и царевича содержатся в записках иностранцев. Английскому посланнику Джерому Горсею было известно об отравлении царевича Дмитрия и его матери, царицы Марии, было известно намного больше, чем другим иноземцам в Русском государстве. Зимой и весной 1591 года Горсей находился недалеко от Углича, в Ярославле. Здесь он узнал о трагедии царевича Дмитрия даже раньше, чем об этом узнали в Москве. Его рассказ об отравлении Марии Нагой (близко по времени к гибели царевича или в день гибели, неясно!) более чем любопытен. Горсей в своей книге воспоминаний «Путешествие сэра Джерома» написал:

«Однажды ночью (в Ярославле) я предал душу Богу, считая, что час мой пробил. Кто-то застучал в мои ворота в полночь… Я увидел при свете луны Афанасия Нагого, брата вдовствующей царицы, матери юного царевича Дмитрия, находившегося в 25 милях от меня в Угличе. „Царевич Дмитрий мертв! Дьяки зарезали его около шести часов, один из слуг признался на пытке, что его послал Борис, царица отравлена и при смерти, у нее вылезли волосы, ногти, слезает кожа. Именем Христа заклинаю тебя, дай мне какое-нибудь средство! Увы! У меня нет ничего действенного“. Я не отважился открыть ворота, вбежав в дом, схватил банку с чистым прованским маслом… и коробку венецианского териака (целебного средства против животных ядов). „Это все, что у меня есть. Дай Бог, чтобы это помогло“. Я отдал все через забор, и он ускакал прочь. Сразу же город был разбужен караульными, рассказавшими, как был убит царевич Дмитрий».

Свидетельские показания Горсея дают пищу для размышления и анализа его «воспоминаний». Во-первых, Афанасий Нагой – не брат, а родной дядя царицы Марии. Он был сподвижником царя Грозного, был русским послом в Крыму в 1563–1572 годах, много сделал для предотвращения крымско-турецкой агрессии против Москвы, предупредил царя о походе хана на Астрахань. Вскоре после смерти Грозного Афанасий Нагой был сослан Годуновым в Новосиль. Но в 1590-91 году он объявился и обосновался в Ярославле. Его сообщение об убийстве царевича Дмитрия лежит явно на совести выдумщика Горсея. А вот то, что он сообщил англичанину об отравлении царицы (и возможно, царевича), это похоже на правду. Ведь он просил у Горсея средство от яда, а не от ножей, ранящих и убивающих, – вот что близко к истине!