Последняя тайна Распутина - Олег Шишкин

Да, это было именно параллельное расследование. Если бы дело довели до суда, оно имело бы колоссальный политический резонанс. Поэтому монаршая чета хотела оставить в тайне некоторые его подробности и решила довериться преданному им министру внутренних дел, а не министру юстиции.

Полицейское расследование началось 17 декабря 1916 года, когда министр внутренних дел А. Д. Протопопов подписал приказ № 573: произвести следствие по делу «об исчезновении Григория Ефимовича Распутина». Этим документом главным дознавателем назначался П. К. Попов, состоявший в должности генерала для поручений при Министерстве внутренних дел по званию главноначальствующего над отдельным корпусом жандармов. Следствие предполагалось вести в абсолютной тайне, исключая любую утечку.

Попов был одним из главных специалистов в деле политического сыска: два года отслужил начальником Петроградского охранного отделения. Уже 17 декабря этот полицейский снял показания у аристократки Марии Головиной, одинаково близкой как Распутину, так и Юсупову.

Она сообщила: «Около 5 лет тому назад князь Юсупов познакомился с Распутиным у нас на квартире, после того встречался с ним раз или два опять у нас на квартире»[109].

В этой истории чрезвычайно важна топография. Ведь, по правде сказать, многие фигуранты жили на Мойке. Вот и знакомство Феликса Юсупова с Распутиным происходит в доме 104, где живет Головина. Рядом в доме 106 живет тесть Юсупова. А сам князь живет у него, пока в его владениях ведется большой ремонт – дворец Феликса расположен всего через четыре дома.

Вот что далее показывает Головина: «В настоящем 1916 г. князь Юсупов в ноябре месяце встретил Распутина у нас на квартире, по словам князя, Распутин произвел на него гораздо лучшее впечатление, чем в прежние годы. Так как князь жаловался на боль в груди, я посоветовала ему побывать на квартире Распутина. Князь ездил к Распутину со мной два раза, в конце ноября и первых числах декабря месяца, сего 1916 года, оставался оба раза у Распутина менее часа. Однажды при мне Распутин просил князя Юсупова свозить его куда-нибудь к цыганам. Поэтому, когда утром 17 декабря дочери Распутина мне сказали по телефону, что Григорий Ефимович ночью уехал с «маленьким», то есть с князем Юсуповым, я их успокаивала, говоря, что беспокоиться тогда нечего»[110].

Показания Головиной носили успокоительный характер. Касаясь своих отношений с Феликсом Юсуповым, она сообщила: «17 декабря днем князь Юсупов был у меня и мне говорил, что 16 декабря ночью к нему позвонил Григорий Ефимович и предлагал ехать к цыганам, но князь ответил, что у него гости и ехать в этот день он не может»[111].

Получалось, что встреча с Юсуповым у Головиной произошла буквально перед ее допросом.

А что же вспоминал об этой беседе князь в своих мемуарах?

«Она кинулась ко мне навстречу и голосом, полным невыразимой тревоги, проговорила:

– Скажите мне, ради бога, где Григорий Ефимович? Что вы с ним сделали? Говорят, что он убит у вас и именно вас называют его убийцей.

Я постарался ее успокоить и рассказал подробно уже сложившуюся в моей голове историю.

– Ах, как все это ужасно! И Императрица, и Аня[112]уверены, что он убит этой ночью и что это сделано у вас и вами.

– Позвоните сейчас в Царское и попросите Императрицу принять меня – я ей все объясню. Сделайте это поскорее, – настаивал я.

М. Г., согласно моему желанию, позвонила по телефону в Царское, оттуда ей ответили, что Императрица меня ждет.

Я уже собирался уходить, чтобы ехать к Государыне, но в это время подошла ко мне М. Г., на лице которой помимо тревоги, вызванной исчезновением Распутина, мелькало теперь новое мучительное беспокойство.

– Не ездите в Царское, не ездите, – обратилась она ко мне умоляющим голосом. – Я уверена, что с вами что-нибудь случится. Они вам не поверят, что вы не причастны. Там все в ужасном состоянии… На меня очень рассержены, говорят, что я предательница»[113].

Главный полицейский дознаватель Попов, имея в активе сообщение полицейского Власюка, решил вызвать для допроса и Нефедова Ивана Григорьевича, денщика генерал-адъютанта Юсупова, отца Феликса. Его описание мрачной ночи, как мы уже знаем, сводилось лишь к смерти собаки во дворе, которая и была, по его словам, главным событием, случившимся во дворце в минувшие сутки. Помимо прочего, Нефедов сообщил важный факт, который мог бы пригодиться для дальнейшего расследования. Денщик утверждал: «Ключ от бокового подъезда князь Юсупов всегда имел при себе»[114]. Следовательно, дверь, через которую вынесли пристреленную собаку, была открыта и закрыта лично Феликсом Юсуповым, и никем иным.

Генерал-майор Попов решил провести допрос хозяина подозрительного дворца и предложил ему явиться на следующий день для дачи показаний. Чрезвычайно смелый поступок: Феликс Юсупов был женат на великой княжне Ирине, племяннице царя, и, следовательно, входил в число членов императорской фамилии, которые подлежали лишь царскому суду. Это было узаконенное монаршее покровительство для родственников.

В Своде законов Российской империи, в главе «Обязанности Членов Императорского дома к Императору» утверждалось:

«Ст. 219. Царствующий Император во всяком случае почтен быть Главою всей Императорской фамилии и есть на всегдашнее время попечитель и покровитель оной.

Ст. 220. Каждый Член Императорского дома обязуется к лицу Царствующего, яко к главе Дома и Самодержцу, совершенным почтением, повиновением, послушанием и подданством.

Ст. 221. Нерушимым, сверх сего, залогом всех данных каждому Члену Императорского дома преимуществом поставляет миролюбное обращение и хранение семейной тишины и согласия.

Ст. 222. Царствующий Император, яко неограниченный Самодержец во всяком случае имеет власть отрешать неповинующегося от назначенных в сем законе прав и поступать с ним яко с преслушным воле МОНАРШЕЙ»[115].

Эти четыре пункта как аргументы цитируются в прокурорском деле. Они фактически выводили членов царской фамилии из общего права и правом для них была исключительно воля царя. Предполагалось, что царские родственники никогда не станут на путь преступления, хотя в истории России такие случаи происходили: убийства Петра III и Павла I были осуществлены ближайшими родственниками монархов или при их участии.