Лезвие осознания - Ярослав Астахов

– Но этого же просто не можетбыть ! Я ожидал повышения ! С чего это ты взял будто я – я ! – уволен?

– По-видимому, у вас на лбу так написано.

И в голосе вахтера явно звякнул металл. И проскользнуло некоторое злорадство. Что делать, зарплата Трифонова на фирме была высокой и многие завидовали ему. Однако ничего хамского , следует отметить, в реплике старика не было. Он констатировал факт . Уже лет десять на лбу и правой руке у каждого – «у всякого цивилизованного человека», говорили политики – нанесена была особенная электронная метка: Индивидуальный Номер.

Подобие штрих-кода для человека .

Неповторимый градиент наведенных электронных потенциалов участка кожи.

И не было никакой возможности вытравить сей сокрытый от невооруженного глаза знак. Ни как-либо изменить его. Рисунок потенциалов запечатлевался посредством тонкого оборудования. Он обладал способностью к самовосстановлению. Ни огонь, ни едкие вещества, ни даже трансплантация кожи не могли свести ИН.

Невидимую печать можно было утратить разве что с головой.

Но даже и в таком случае труп идентифицировали по дубликату, нанесенному на правую руку.

Система Номеров позволяла установить личность любого и во всякий момент, и где бы на Планете он ни был. И получать о нем любую интересную информацию.

Даже ту, какую человек уже и сам о себе не помнил.

Ведь Номер был ключом к ПЭД – к Полному Электронному Досье его обладателя.

Введение системы ИН/ПЭД открыло новую эру. Тотальные учет и контроль сделались, наконец, реальностью. Что высвободило резервы, достаточные для, почти что, воздвижения рая на земле… Со многими застарелыми проблемами человечества оказалось покончено благодаря политике Непрерывного Глобального Управления, базирующегося на точнейших данных.

Для целей Управления был возведен колосс не представимой доселе мощности: Планетарный Электронный Мозг. Его ядро представляло собой систему взаимосвязанных сверхкомпьютеров: КОМПЬЮТЕРИЙ . Искусственный мозг Планеты обладал чудовищным быстродействием и памятью практически беспредельной. Он представлял собою компьютер-город… В него поместили Электронные Досье всего человечества… и они составили ничтожную долю процента непрерывно поддерживаемых им электронных вихрей!

Он поминался в разговорах людей так часто, что вскоре появилось и привилось повсюду сокращенное его имя: ТЕРИЙ .

Его резиденция была устроена на дне моря. Точнее – одного из удаленных от континентов участков мирового Океана. Подводные работы съели астрономическую сумму, но именно такое расположение обеспечило наилучшую защиту от метеоритов и террористов.

Географические координаты Терия не знали даже политики. Подводные суда, намеренно или случайно заходившие в Сектор Ноль, уничтожались автоматически и без предупреждения. После жестокой дискуссии – а на самом деле виртуозно просчитанной пропагандистской кампании – Планета согласилась платить кровавую дань ради безопасности своего главного нервного узла.

Подобные жертвоприношения, впрочем, совершались не часто. Навигационные компьютеры судов – как и вообще любые сколько-нибудь мощные процессоры, будь то в море, в воздухе, в космосе или на суше – автоматически поддерживали связь с Терием. И курс, в конечном счете, определял он.

И офисный компьютер фирмы, в которой работал Павел, конечно, был связан с Терием. На предприятии был автоматизирован пропускной режим. И утром этого дня, как всегда, сенсор автоматически считал номер со лба появившегося в проходной Павла. И передал на процессор. А сей последний регулярно обновлял базу данных, сверяя с матрицами, хранящимися в глубинах Терия. И Павел был не допущен. И означать это могло лишь одно: Великий Зверь полагал, что Трифонов на фирме более не работает.

Вот это и разумел вахтер, употребив идиому «у вас на лбу так написано».

– Терий не ошибается ! – выдал старик и еще одну, убедительности вящей ради.

– Но почему, на каком таком основании я уволен? – простонал Трифонов.

– Посмотрим, почему вы уволены.

Равнодушно-снисходительный вид, с которым старик нажимал на клавиши, призван был внушить мысль, что будто бы он делает великое одолжение. Но выцветшие глаза блестели от неуемного любопытства…

И вдруг морщинистое лицо привратника во мгновение ока стало белей бумаги.

И жалкие остатки его волос встали дыбом. И заметался взгляд судорожно между лицом Трифонова и монитором и… в следующую секунду вахтер, опрокинув стул, отскочил от перегородки и вжался в стену.

– Терий!.. не!.. ошибается!.. – бессмысленно бормотал старик. И неожиданно отчаянным усилием он перемахнул высокий барьер и помчался по коридору к лифтам.

Трифонов покачал головой и выдохнул. Он был человек практический, и потому не стал строить в уме гипотезы, призванные объяснить столь странное поведение. Он просто перегнулся через барьер и заглянул в монитор.

Нет, у него волосы не поднялись дыбом.

Потому что в те первые минуты Павел не сумел еще в полной мере осознать, что значило для него увиденное.

А на мониторе сияло:

Трифонов Павел Федорович автоматически сокращен как УМЕРШИЙ .

Несколько секунд «умерший» неподвижно стоял и… просто смотрел . А в здании предприятия уже вовсю завывала сигнализация. (Твоя работа, дохлятина! Старый паникер, дебил! Верит в живые трупы , наркоман «Сетевой Газеты»…)

Со службой безопасности фирмы Трифонову связываться не хотелось вовсе. Ведь Павел знал, какие там работают люди. А некоторых он даже рекомендовал и сам.

Тем более, не вдохновляла перспектива общения с блюстителями сейчас, когда в голове стоял полнейший сумбур.

И Трифонов поспешил покинуть вестибюль.

Он отправился… точнее будет сказать, ноги принесли его сами ко входу в знакомый бар. В старый добрый, где укрывался он всякий раз, как только уровень стресса становился чрезмерным и угрожал сказаться на работоспособности.

Это была не лень, а благоразумно рассчитанный маневр опытного работника. Необходимый тайм-аут, который позволял не «сгореть», а, напротив, с удвоенной силой вгрызться потом в ожидающие задания.

Сей навык стал у Павла рефлексом («собака Павлова», х-м…): Трифонов ничего еще не решил – да и в таком ли он был тогда состоянии, чтобы что-то решать ? – а самовластный некий автопилот вынес уже его на это приветливое парадное.

Украшенные резьбою створки пропали в стенах, среагировав на появление Павла. Причем исчезновение свершилось под аккомпанемент музыкальной фразы из популярного эротического сериала. Открылся полумрак холла, уютный, и показался в нем, в глубине, проем свободной кабинки, оконтуренный бегучими огоньками. И Трифонов привычно пошел на их зыбкий свет, и сел в кабинке за столик, и в это же мгновение вкрадчивый симпатичный голос пропел ему: