Кто брал Рейхстаг. Герои по умолчанию... - Николай Ямской

Именно в составе этой армии капризная фронтовая фортуна к концу 1944 г . начала сводить в соседние боевые ряды многих непосредственных участников штурма сначала Берлина, а потом и Рейхстага.

Осенью 1943 г ., когда наведенная разведдивизионом Иванова артиллерия пробивала коридоры «матушке пехоте» в районе города Великие Луки, сюда же из-под района Старой Руссы перебросили 150-ю стрелковую дивизию. В одном из ее полков, носящем номер 756, командовал ротой человек, к которому полтора года спустя, в часы штурма Рейхстага не только с КП полка, но дивизии и даже корпуса по армейской связи будет нетерпеливо нестись набор одних и тех же фраз: «Где находишься? Доложи обстановку! Повтори атаку!»

Вообще-то, следует сразу подчеркнуть, что царскими подарками судьба Степана Неустроева не больно-то радовала. Невысокого росточка, явно не богатырской комплекции. До войны мечтал стать летчиком, да медкомиссия «зарубила». Поступил в пехотное. Но вместо положенных двух лет отучился всего полгода – началась война. Пришлось обойтись ускоренным курсом и тонкости постигать на передовой.

В «окопных университетах», если сразу не убьют, воинским наукам добре обучали. Но жестоко. Только Неустроева назначили командиром разведки полка, только притерся к этой строгой работе, как тут же и первое ранение. Два ребра сломано. А осколок в печени так на всю дальнейшую жизнь и остался. В госпитале, правда, подлатали неплохо. Но при выписке «обрадовали»: «К строевой годен. Для разведки не подходит».

Назначили командиром стрелковой роты. Опять пошли суровые ратные будни. Это только в кино: «В атаку! Вперед! За Родину, за Сталина!» А в жизни мат-перемат, пот, кровь, грязь и сплошной недосып. Для пехоты круглый год плохая погода. То холод, то жара, то снег, то дождь. А уж в межсезонье – просто беда. Если в траншее находишься – значит, по пояс в воде. Неделями не переодевались, не переобувались. Сушиться негде. «От самого аж пар идет – собственным телом шинельку согреваешь», – вспоминал потом С. Неустроев[19].

В бою, однако, зябко не было. Скорее в жар бросало. В феврале 43-го, когда крепко сцепились с немцем, рвущимся вызволять своих из Демянского котла, от неустроевской роты после первого же боестолкновения остались лишь он сам да еще пять бойцов. «Кровавая баня» продолжалась даже тогда, когда инициатива вроде бы прочно перешла в наши руки. За спиной армии уже были победные битвы на Курской дуге, в Сталинграде. Но на Запад по-прежнему тянулись бесконечной людской полосой сменные полки и дивизии. И по-прежнему безостановочно сновали по фронтовой зоне многочисленные эшелоны, доставляющие в тыл наши неиссякаемые санитарные потери.

С пополнением, которое стало поступать с начала 1944 г ., пришлось повозиться. Это была в основном молодежь из тех районов, которые совсем недавно были под оккупантами. Правда, среди новичков было немало бывших партизан – людей, как правило, смелых, инициативных, хорошо владеющих стрелковым оружием. Однако много было и совсем зеленых юнцов, которых надо было с ходу обучать самым простым солдатским вещам. Но Неустроев командовал не учебной, а самой что ни на есть фронтовой ротой. Они неделями не выходили из боя. Так что в учебе пополнения доминировала практика, в процессе которой пули в первую очередь находили как раз молодых, неопытных солдат.

Впрочем, в тяжелых наступательных боях на территории Латвии досталось и самому Степану Неустроеву. В 1944 г . он был дважды ранен. В последний раз – особенно тяжело. Обгорелого, с перебитыми ногами молоденького лейтенанта доставили в тыловой госпиталь города Осташков. «К последнему на земле пристанищу», – поначалу подумал Степан. Но военно-полевая медицина оказалась на высоте: с того света вытащила, выходила, на ноги поставила… Да еще и после выписки крупно повезло – снова направили в ту же 150-ю стрелковую дивизию, в родной 756-й полк. Причем принял уже не роту, а батальон.

Дальше события и темп продвижения на Запад пошли примерно в одном ритме, то есть все более и более ускоряясь.

В мае 44-го дивизию возглавил новый командир. В армейской жизни от комбата до комдива – как от земли до Бога. Так что о новом военачальнике Неустроев до поры до времени знал только то, что носил по окопам «солдатский телеграф». А этот всезнающий источник от одного к другому передавал, что полковник В. Шатилов в армии с 24-го года, окончил Военную академию, «участвовал в освободительном походе советских войск в Западную Украину и Белоруссию». А также что на фронте с первых месяцев войны…

Однако первое впечатление при личном общении сложилось неважное. Комдив «больше говорил сам, чем слушал, – вспоминал после войны Неустроев. – Дивизия в то время вела бои в районе реки Великой…» [20]

Эти-то бои очень скоро и поменяли мнение комбата к лучшему: «Шатилов часто покидал свой наблюдательный пункт. Обходил позиции рот, подбадривал бойцов и давал советы командирам. Он шел по траншее в полный рост, не пригибаясь… Чувствовалось, что комдив человек отменной смелости. Мы, командиры, как-то сразу изменили к нему отношение…» [21]

В Латвии комдив Шатилов убедительно доказал, что кроме личной отваги обладает способностью находить выход из самых, казалось бы, безвыходных ситуаций. В середине лета 1944 г . 3-й ударной пришлось наступать по Лубянской низменности – району сплошных многокилометровых болот. Через эти необозримые топи пролегала единственная грунтовая дорога. Но она прикрывалась многочисленными опорными пунктами противника, проволочными заграждениями, завалами и минными полями. Кто мог из соседей слева и справа стали искать обходы, тропки и перешейки между болотами. Но у 150-й и такой возможности не было. Перед ее полками лежало пять километров топкой, зловеще пузырящейся трясины, которую надо было преодолеть. Одно утешало: за таким болотом противник явно не ждал. Но как через эту топь перескочить? Причем не налегке, а с вооружением и боеприпасами? Шатилов нашел ответ буквально под ногами. И не выходя из штаба, который временно расположился в старой, заброшенной лесопилке. Посовещавшись с начальником разведки и дивизионным инженером, он приказал пилить бревна на доски и прокладывать из них настил. Одновременно стали готовить палки вроде лыжных, с большими опорными кругами из лозы. При передвижении по узкому настилу они помогали сохранять равновесие. Позже, когда уже начали продвижение, выяснилось, что по уложенному настилу за ночь можно переправить не только людей, но и протащить в разобранном виде тяжелые минометы. Под утро передовой полк без каких-либо осложнений преодолел топь и с ходу вступил в бой. Атака была внезапной. И это решило ее исход с минимальными для дивизии потерями…

Период с середины августа прошел для генерала Шатилова и его дивизии почти в непрерывном наступлении. Теперь на третий год войны уже не гитлеровские военачальники, а советский генерал демонстрировал, как надо стремительно обходить и молниеносно окружать. Например, в Эгерли – важном узле дорог на пути к Риге – наши танки и пехота ворвались в тот момент, когда противник все еще был уверен, что станция находится у него в глубоком тылу. А тем временем пассажиры прибывшего из Риги пригородного поезда с изумлением смотрели на стоящие у вокзала «тридцатьчетверки» и разгуливающих по перрону солдат с красными звездами на пилотках…