Счастье по Аристотелю - Эдит Холл

К тому времени, как Аристотель начал работать над «Риторикой», греки изучали публичные выступления уже не один век, составляя руководства по секретам мастерства. Но репутация риторики была подмочена, ее считали хитрой уловкой, с помощью которой нечистоплотные политики, представляя черное белым, склоняют граждан принимать ничем не подкрепленные самоубийственные или безнравственные коллективные решения. В диалогах Платона заметна резкая разница между философами, ищущими истину, и риторами-софистами, которых интересует лишь навязывание своей точки зрения.

Аристотеля риторическими уловками не проведешь. Он на примерах показывает, как можно подать одни и те же факты и в положительном, и в отрицательном ключе (кто для одних террорист, для других – борец за независимость). Соответственно, Ореста, который, неся возмездие за смерть отца, убил свою мать Клитемнестру, можно называть либо «отмстителем отца», либо «матереубийцей», в зависимости от того, какие эмоции вы хотите вызывать у адресата – сочувствие к Оресту или неприязнь. Кроме того, Аристотель отмечает, что в его время «грабители» взяли привычку «возвеличивать себя», называясь «сборщиками податей». Он ссылается на поэта Симонида, которому заказали оду в честь победителя бегов на мулах. Сперва Симонид отказался, считая невозможным воспевать языком возвышенной поэзии животное настолько презренное. Но, когда заказчик посулил хорошие деньги, Симонид решил «возвеличить» мулов и написал: «Привет вам, дочери быстроногих кобылиц!» Из Симонида вышел бы отличный пиарщик.

Убеждение можно использовать и в похвальных целях. Ближе к 40 годам Аристотель поселился в высокогорном малоазиатском городе Атарнее, чтобы учить философии местного правителя Гермия. Получив, судя по всему, некий официальный чин вроде советника при дворе, Аристотель сумел убедить тирана перейти к более демократичному режиму правления. Но к тому времени Аристотель, 20 лет проживший в демократических Афинах, прекрасно знал, как падка ветреная, предвзятая или невежественная толпа на сладкие речи и ораторские приемы юристов и политиков.

Он критиковал пособия по риторике, составленные предшественниками (ни одно из них до нас не дошло), которых в сочинении речей больше интересовали чуждые нашей теме аспекты. Из этих наставлений можно было узнать, как отвлечь внимание аудитории от нежелательных свидетельств, как очернить или оговорить противника и соперника, как надавить на нужные «кнопки» – например, на жалость, приведя на заседание суда своих рыдающих детей. В основе такой риторики лежит не аргументация, а умение оратора играть на страсти слушателей к переживаниям и театральщине.

Аристотель понимал, что отказаться от изучения риторики – значит выплеснуть вместе с водой демагогии и ребенка красноречия. Он рассматривал риторику лишь как инструмент, позволяющий как можно убедительнее донести до слушателя относящиеся к делу факты и позволить адресату самому вынести рациональное суждение. Самый убедительный аргумент всегда тот, который опирается на доказательство, которое Аристотель называл энтимемой (enthymeme).

Наиболее эффективные энтимемы строятся на уже имеющихся у слушателя убеждениях и взглядах. На собеседовании при приеме на работу, например, они заключаются в том, что наниматель хочет выбрать самого квалифицированного кандидата и критерии профессионализма у обеих сторон одинаковые. Если это собеседование на должность водителя такси, энтимема предполагает водительские права без штрафов, отсутствие судимостей и подтвержденное рекомендациями отсутствие нареканий со стороны службы такси, где вы работали раньше. Все сводится к доказательствам, оцениваемым согласно общепринятому мнению (endoxa). Документальные свидетельства считаются самым неопровержимым доказательством в процессе убеждения.

«Риторику» Аристотеля обычно рассматривают вместе с «Поэтикой», однако на самом деле она гораздо теснее связана с шестью его сочинениями, посвященными логике, которые более поздние философы древности объединили в труде под названием «Органон» («Инструмент»). «Органон» сыграл ведущую роль в историческом развитии философии, естественных наук и математики. Аристотель не ограничивался описанием практического применения аргументации, он считал, что сами доводы, к которым мы прибегаем, чтобы подтвердить или опровергнуть ту или иную гипотезу, достаточно сложны и требуют отдельного анализа. Он понимал, что необходима научная дисциплина, которая будет изучать не «содержание» (как ботаника – растения или этика – человеческие поступки), а форму, которую принимают доводы, используемые нами в процессе рационального убеждения. Здесь Аристотель, как он и сам прекрасно сознавал, оказался первопроходцем: «Если в риторике мы могли опираться на множество древних сочинений, то, прежде чем утверждать что-то по поводу логики, пришлось провести долгое и кропотливое исследование».

Простейшие, но при этом самые важные составляющие аргументации – это обычные утверждения, или «посылки». Из двух утверждений можно вывести третье, представляющее собой заключение, то есть истину. Это почти то же самое, что энтимема в риторике, но в логике такое заключение называется силлогизмом (что в греческом означает «сложение доводов»).

Силлогизм строится так:

Аристотель первым из мыслителей увидел, что это можно записать в абстрактной форме: все философы (х) – люди (y). Аристотель (z) – философ (x). Следовательно, Аристотель (z) – человек (y).

Выведя формулу силлогизмов, Аристотель заметил, что основная делится на категории в зависимости от формы посылки и содержащихся в ней кванторов (логических операторов) – например, «все философы» или «некоторые философы». Квантор может быть и отрицательным – «никакие философы», и эту способность более сложных силлогизмов строиться на отрицании Аристотель тоже учитывал.

Если обе посылки истинные, то и заключение обязательно будет истинным. Если посылки верны, можно сделать правильный и обоснованный вывод.

Однако в формальной логике дьявол кроется в мелочах. Уже к семи годам большинство детей видят ошибочность вот такого, например, заключения:

Если любовь к бананам питают лишь некоторые люди, нельзя приписывать ее всем британцам. Такое заключение неверно, это ложный вывод, он не может быть сделан на основании только этих двух посылок, нужно больше данных.

Подвергать сомнению саму посылку дети учатся гораздо позже:

Первая посылка соответствует истине. И заключение тоже логически вытекает из посылок – если их принять. Но во второй посылке подвох. Умудренные опытом философы, политики и юристы прекрасно знают, что логический изъян или тенденциозное заявление проще всего спрятать во второй посылке. Самый уязвимый довод всегда скрывается в середине силлогизма, поскольку, приняв первую посылку, слушающий проникается доверием к говорящему и с большей готовностью воспринимает последующие утверждения как истинные. На некорректных заявлениях во второй посылке (зачастую обобщающего характера) строится основная масса расистских и прочих дискриминационных предубеждений: все ирландцы – лентяи, все рыжие вспыльчивы, женщина за рулем – это катастрофа.