Замок Dead-Мороза - Кирилл Кащеев

– Издеваешься? – спросила Инга.

– Вот ты тоже удивляешься, а представь, как мы офигели, когда под прошлое Рождество вышли из деревни, а за околицей китайцы летают, ногами машут и прямо в воздухе на мечах рубятся! – Он увидел Ингин остановившийся взгляд и наконец сжалился: – Да кино это, кино! «Дом летающих кинжалов» называется!

– Кино? А зачем китайцы свое кино в Карпатах снимали? – дрогнувшим голосом переспросила Инга.

Пауль пожал плечами:

– Может, им тут дешевле, чем в Гонконге? А когда съемки закончились, от них эта бамбуковая роща осталась и дом. И дедок – он тут сторожит. Нормальный дед, только терпеть не может, когда по их съемочной площадке посторонние шастают.

– Кино? – снова повторила Инга. Лицо ее просветлело. – А эти… в маскхалатах и с автоматами? Они тоже из кино?

– Не-а… – Он помотал головой. – Это сводный партизанский отряд имени Дружбы народов! Ну что непонятного? – возмутился он, видя как у нее опять стекленеют глаза. – Дед Мыкола из украинских националистов, они в горах партизанили: то против немцев, то против советских. Старый Шульц из охраны замка, когда немецкие войска отступали, их оставили, вроде как прикрывать. А дед Михаил из того советского партизанского отряда, который с ними со всеми воевал, пока армия не подошла! С армией и следователи НКВД прибыли, а для них все были одинаково виноваты – и немцы, и националисты, и партизаны, которые не сумели перебить немцев и националистов. Вот все три отряда в лесах и засели. Сперва каждый отдельно, потом бойцов становилось все меньше – кто ушел, кто помер. И наконец только эти трое и остались, теперь бродят вместе.

– Но НКВД же давно нет… – растерянно пробормотала Инга.

– Но и идти им тоже некуда, – резонно возразил Пауль. – А в лесах они привыкли. Местные их жалеют, подкармливают.

– Так ты не прикалывался, что елку партизаны принесли? А как же след? – пробормотала Инга, вспоминая громадный отпечаток ноги. – Слушай, а такого здоровенного, мохнатого, вроде Кинг-Конга, ты тут не встречал? Тоже, наверное, из кино…

– Он не из кино и даже не из партизан, – заверил ее Пауль. – Он тут издревле живет. Это ты Страхопуда видела, – объяснил он.

– Ты хочешь сказать, что в Карпатах бродит Снежный Человек? – изумилась Инга.

– Снежного Человека не встречал, а вот Страхопуд… – авторитетно начал Пауль, и тут Инга заметила, что при совершенно серьезной физиономии у него подрагивают уголки губ и смеются глаза. Все-таки прикалывается!

– Я тут с ума схожу, а ты издеваешься? – Инга сгребла в горсть снег и запустила в Пауля.

Он кинул снежком в ответ. Какое-то время они гонялись друг за дружкой среди темных стволов, перебрасываясь снежками. Потом Пауль поймал ее, снова повалил в сугроб и с кровожадным рычанием Снежного Человека стал пихать снег за шиворот. Инга визжала и отбивалась. Неожиданно он прекратил, а когда Инга наконец протерла залепленные снегом глаза, то обнаружила, что Пауль очень странным взглядом смотрит на ее губы. Она нервно провела по ним языком – разбила, что ли? Привкуса крови не чувствовалось, и она растерянно спросила:

– Ты чего?

– Ничего! – Он отвернулся, поднялся и пошел между стволов, даже не оглянувшись.

Она села в снегу. Ой, дура! Ну дура же! Это ж он ее поцеловать хотел! Ее? Поцеловать? Светловолосый спортивный красавчик, да еще и импортный? Быть не может! Или может?

– Пауль, подожди! – Она вскочила и, отряхивая на ходу шубу, заковыляла за ним.

Все так же не оглядываясь, он остановился, дождался Ингу. Они молча пошли рядом. Не удержавшись, Инга искоса поглядела на него – так хотел или не хотел? И не спросишь ведь!

– Тогда, значит, Амалию убили твои партизаны! – пробормотала Инга – ну надо же о чем-то говорить!

– Они не мои, – буркнул Пауль, все так же не глядя на Ингу. – Зачем им ее убивать?

– Откуда я знаю? Придумали же они, что я из НКВД! А про нее, может, решили, что она из гестапо. Или нет, знаю! – снова оживилась Инга. – Это вам старый немец рассказал, что их отход прикрывать оставили? – И когда Пауль кивнул, уверенно заявила: – Врет! Ясно же, что они тут охраняли что-то… Что немцы спрятали… Как он сказал – «собственность великой Германии». А Амалия с Гюнтером узнали откуда-то и приехали это искать. Вот немец с товарищами их и устранил! Точно, все сходится – я же рацию на башне нашла, настоящую! А у кого еще может быть рация, если не у партизан, остальные мобилками пользуются! Вот по этой рации с башни и передавали, когда ты сказал, что ничего не слышишь! – Инга снова уставилась на него подозрительно. Странная тогда была ситуация… И ты вел себя странно…

– Я и правда ничего не слышал, – пробормотал мальчишка.

– А они передавали! – с торжеством объявила ему Инга. – Чтоб поторапливались, потому что Амалия с Гюнтером приехали, все… – она вдруг осеклась, вспомнив точные слова «ночного радиста». И убито закончила: – Приехали «все трое».

Пауль остановился у самых замковых ворот, перед подъемным мостом, и напряженным голосом потребовал:

– А покажи-ка мне эту рацию!

Инга заколебалась на мгновение, потом запустила руку во внутренний карман шубы и протянула Паулю черный пластиковый прямоугольник.

Мальчишка покрутил рацию в руках, выдвинул антенну, а потом медленно сказал:

– Если ты не думаешь, что партизанам до сих пор сбрасывают грузы с самолетов… То это не их рация! – И он повернул корпус рации так, что Инге стали видны штрих-код и выдавленная дата – «2008 г.». – А принадлежать она могла тому, кто точно знал, что здесь мобилки не работают. И если Амалия с Гюнтером – двое, то каких «троих» имел в виду радист и кто должен поторапливаться?

– Ну… – задумчиво протянула Инга, – третьим может быть тот, кто должен их отсюда увезти – Амалию, ее брата… и клад? Не на себе же они его потащат – как минимум нужна машина!

– Машина! – напряженным голосом сказал Пауль. – И не одна!

– Одной должно хватить, – помотала головой Инга.

– А я говорю – много! – напряженным шепотом выдавил Пауль. – Сюда едут! Слышишь?

Инга прислушалась, раздраженно морщась от усилившегося шума ветра в деревьях, мешающего расслышать хоть что-то… Вдалеке на ведущей к замку дороге мелькнули и пропали два желтых огонька. Мелькнули еще раз… Еще… И тут она поняла! Это шумел не ветер, это гудели моторы машин, пробивавшихся к замку сквозь снежные завалы.

Вот теперь Инга знала, что такое – камень с души свалился. Это когда тебя сперва действительно будто неподъемной тяжестью придавили. А потом вдруг становится легко-легко, и ты сразу вспоминаешь, что сейчас новогодняя ночь, и видишь, как красив при луне твой замок. И ты срываешься с места, бежишь через подъемный мост, а потом по дороге. Торопишься, проваливаясь в снег, навстречу помощи, спасению, решению всех проблем… А потом на тебя в очередной раз набегают, сшибают с ног и, ухватив под мышки, волокут под прикрытие вздымающихся вдоль дороги скал, яростно шипя в ухо: