Его птичка - Любовь Попова

– Ты подстриглась, – ошеломлённо прошептала я, перебив рассказ матери. Она прикоснулась кончиками пальцев свободной руки к мягким завиткам русых волос. Мать никогда не разрешала отрезать мне волосы, пока это не становилось неудобным. Также поступала и сама.

– Я уже думала ты совсем выпала из мира и не заметишь, – улыбнулась она и тряхнула короткими волосами до плеч, отчего они словно заискрились в ярко освещённом холле.

За окном уже темнело, хотя время приближалось только к семи.

– А когда говоришь к обязанностям приступил новый начальник? – как бы невзначай поинтересовалась я.

– Пару недель назад.

Я замерла от удивления, думая, как могла настолько долго не замечать таких разительных изменений с матерью. Это было даже обидно, словно от меня опять скрыли интересную тайну, которую громко обсуждали остальные девочки в коллективе.

Детский сад.

Конечно, главное, чтобы мама была счастлива, тем более она заслужила это. Семь лет ходить под гнетом тирана, чтобы угодить которому порой нужно влезть на отвесную скалу собственной гордости.

Это не каждая женщина выдержит. А теперь она хоть мир посмотрит, пусть и в рамках нашей необъятной страны.

Фирма, в которой трудилась мама, занималась поставками грузовой техники. Её туда, по знакомству, приняли курьером на полставки. После смерти отца оказалось, что она умеет быть только отличной матерью, женой и домохозяйкой. Спустя полгода её повысили до разносчицы кофе в огромном офисе с сотней сотрудников. Год спустя, когда старинный друг отца уволил шестую секретаршу, он взял Синицыну-старшую. И что было удивительно, остался ею доволен, в том смысле, что не бросался больше чашками и не штрафовал на половину зарплаты.

– Заместитель руководителя, а, как звучит?

– Мама, я так за тебя рада, – широко и искренне улыбнулась я, чувствуя вину за то, что так редко общалась с ней, зацикленная на себе и проблемах в коллективе.

Я крепко обняла маму и прижалась губами к надушенной щеке.

– Значит, у вас сегодня самолёт?

– Да, меня подвёз водитель шефа, Николай.

К моему удивлению, она слегка, почти незаметно, залилась краской.

Я сжала губы, скрывая рвущуюся улыбку. Если мама нашла не только работу, то это вдвойне хорошо. Носить траур по мужу в течение восьми лет, конечно, очень благопристойно, но по моему собственному мнению – перебор.

 Хотя Марк с Кириллом очень гордились матерью, единственной верной женщиной в мире, как они считали.

– А Марк с Кирой придут?

– У них сборы назначили. Готовятся. Ты же понимаешь, как для них это важно.

Я знала, что даже будь у них свободное время, потрачено оно было бы не на поход сюда. Как ни печально, но пару лет назад братья резко отдалились от меня. Их было двое, общие интересы, друзья, а у меня…

У меня был балет. Ну и Веселов.

Только подумав о лучшем друге, я увидела его, околачивающегося возле входа.

Артур стоял, почесывая затылок, не имея намерений прервать наш разговор.

Одет он был, как всегда, по-молодёжному стильно. Коричневая кожаная куртка, светлые облегающие джинсы и черная водолазка, подчёркивающая его атлетическую фигуру.

На него заглядывались многие, но я не ощущала ни капли трепета от его внешности или касаний во время репетиций и выступлений.

Веселов стоял, покачиваясь на стопах, и держа в руках кулёк с моими любимыми жёлтыми яблоками. Помимо этого, ещё успевал перемигиваться с девушкой из кафетерия.

Очевидно, парень решил не рисковать улыбаться красивым пациенткам или их родственникам. Он был мнительным по любому поводу, если это касалось его здоровья. «Наше тело – храм», часто говаривал он, с отвращением наблюдая за курящими или поглощающими фастфуд людьми.

Правда, это не мешало ему баловаться алкоголем.

Заметив, куда я обратила взор, он помахал рукой.

Мать проследила за моим взглядом и с печальной улыбкой вздохнула.

– И почему он тебе не нравится. Очень милый мальчик и тебя любит.

– Наверное, – пожала плечами я и махнула Артуру, чтобы не стоял как истукан, а подходил ближе.

До недавнего времени я часто размышляла о будущем и даже видела себя с ним в паре, но вчерашняя лавина чувств, накрывшая меня с головой, дала понять, что с ним точно ничего быть не может.

Ощущения, испытанные со Ромой, сродни возбуждению от выступления на сцене, а это вряд ли заменишь стандартным полонезом или полькой.

– Маргарита Александровна, вы просто очаровательны, – уже по привычке лебезил подошедший Веселов.

Женщина зарделась, когда дамский угодник умудрился поцеловать ей руку.

– Андрей, ты не меняешься, – игриво рассмеялась мама, подтянула на плече новую сумку и встала. – Ну ладно. Доча, выздоравливай. Если что, я на телефоне.

Она ещё раз обняла меня и махнув рукой, умчалась к новой работе и мужчине, который заставлял ее краснеть.

Я смотрела ей вслед, осознавая, что и в моей жизни появился такой человек. Не парень, а мужчина.

– Она вроде выглядела иначе, – задумчиво смотрел на выход Артур. – Любовник?

– Новая работа и…

– Понятно, любовник. Давно пора. И тебе пора, – проговорил Артур и повернулся.

 Я задышала чаще от этих простых слов, но постаралась быстро взять себя в руки. Еще не хватало мне с Весловым объясняться.

– Половая жизнь женщин Синицыных тебя не касается и не будет, – твёрдо заявила я, и тут же резко поднялась, рукой сграбастала Артура за куртку и усадила рядом с собой.

– Быстро. Подробно. Рассказывай. Как выступил, какие ошибки, насколько ужасна была Губанова, сколько было народу, и был ли представитель Академического театра? Ну!

Артур рассмеялся на эту вспышку требовательности у обычно мягкой меня и начал рассказывать о вчерашнем выступлении. Довольно подробно, из-за чего у меня погрустнело лицо и на глазах набежали слезы.

Мне было невыносимо знать, что я не была причастна к столь масштабному мероприятию.

В моём сознании мазками на картине проносились образы танцующих на сцене пар, в вихре которых – в самом центре – стояла бы я, подняв обе руки вверх и, выполняя тройной поворот с прыжком. И пары бы подхватили моё легкое тело и несли под бурные аплодисменты зрительного зала. Я бы широко улыбалась, несмотря на невыносимую боль в ногах и натруженных мышцах.

Но грусть о несбывшихся фантазиях резко пошла на убыль, словно река сменившая свое направление, когда Веселов сообщил, что режиссер Академического театра, сам Павлов Филипп, спрашивал о Синицыной.