Ученица чародея - Галина Манукян

Спросонья я выхватила из-под подушки кружку и чуть не огрела тётушку.

– Ты что? – отскочила она. – С ума сошла?

Поняв, наконец, кто посягает на суверенность моей кровати, я выдохнула с облегчением:

– О, как хорошо, это ты.

– А ты кого ждала?

– Бегают тут всякие ненормальные.

– Неужто поклонники?

– Лекарский сын. Я бы дверь подпёрла стулом, если бы не знала, что ты вернешься. Жаль, засова нет.

– Да он к тебе, похоже, неровно дышит, голубка моя, – хихикнула тетя, выкладывая горкой подушки.

– Моник! – укоризненно оборвала я тётушку. – Он не чает выставить меня отсюда! Моё присутствие отравляет ему жизнь. Ты-то где пропадала всё это время?

– Были дела, – таинственно шепнула Моник и почему-то причмокнула. – Тебе знать не обязательно. Давай спать.

Она повернулась на другой бок, свесив колено с узкой кровати, и обхватила руками верхнюю подушку. А я подумала: что за дела у неё такие? В чужом городе? И откуда она так хорошо знает лекаря? В голове мелькнула догадка – а что, если лекарь и моя тётя… Нет, не может быть! Так не бывает! Но по спине побежали мурашки, и сон как рукой сняло.

Впрочем, если Моник собирала для мсьё Годфруа травы, может, ещё как-нибудь помогает? Недаром она говорила, что у всех женщин в роду понемножку есть магии.

Я попыталась представить давнюю нашу прародительницу. Ведьму. Интересно, какая она была? Толстая, худая, добрая или сварливая, гадости делала или лечила… И вдруг я чуть не подскочила с кровати, несмотря на всю свою муторную вялость: а ведь у неё были муж, дети! И если я, как она… Значит, мсьё Годфруа солгал! Зачем? Что же такого он хочет от меня?

Святые угодники! Пусть я скорее верну силы и начну ходить. Наверное, надо потребовать у Этьена в качестве возврата долга прочитать ту книгу, исписанную непонятными знаками. Да, я попрошу прочитать мне всё! Если, конечно, этот олух умеет…

Дверь скрипнула и приотворилась. Я со страхом уставилась в чёрную щёлку. Кого ещё принесло? Там была лишь темнота, в которой пропадал дрожащий свет луны. Сквозняк?

– Кто там? – напряжённо шепнула я.

Никто не ответил. Во что бы то ни стало, нужно подпереть дверь. Я так не засну.

– Моник! – позвала я, но тётя ответила сладким храпом и натянула на плечи одеяло.

Кое-как я подползла по кровати к двери, потянулась к ручке и застыла. С лестницы в комнату струился невидимый холод, словно кто-то выдул в тёплый воздух облако крошечных льдинок. Сглотнув, я всмотрелась в черноту узкого прохода.

– Кто здесь?

Готова была поклясться, что чувствую чьё-то присутствие. Или схожу с ума… Дрожащая кисть сама начала осенять меня крестным знамением, а губы зашептали «Отче наш». Скрипнули едва слышно перила, скользнули вниз шорохи, коротко свистнул ветер. И тишина. Изо всех сил я хлопнула дверью и с громким скрежетом подтащила по полу стул, ухватившись за спинку. Подсунула ее под ручку двери. И с выскакивающим из груди сердцем добрую сотню раз перекрестила её.

Тётя посапывала и крутилась, толкаясь задом, а я лишь льнула к ней, к её теплу, такому обычному, уютному, без всяких потусторонних штучек, и боялась закрыть глаза.

«Святая Дева! Спаси и сохрани меня от колдовства, привидений и прочих напастей. Научи, как поскорее уйти из этого дома…», – бормотала я то про себя, то громким шёпотом. За ночь вспомнились все молитвы, которые мы твердили в монастыре, имена святых и архангелов. Не раз поминала я за ночь и отпущенного мной на четыре стороны Огюстена. Ведь если не привидение прилетало под мою дверь, вполне может быть, кто-то из здешних являлся с недобрыми помыслами. Мало ли, вдруг они владеют заклятием невидимости? К примеру, мсьё Годфруа. Не зря же у его покоев ледяная жуть витает.

Лишь под утро сон смежил мне веки, и я забылась. Моник разбудила меня, когда солнце светило вовсю, и сообщила, что сегодня уедет, иначе Николя разжалует её из жён и как пить дать устроит взбучку.

С помощью тётушки я умылась и привела себя в порядок. В крошечном зеркальце отразились тёмные круги под глазами и болезненная бледность. Как с погоста, – подумалось мне, и я тут же сплюнула через плечо, едва не попав на Моник. Она ничуть не рассердилась, усердно растёрла мне щёки и вплела в волосы пару бутонов яблоневого цвета, будто в том был какой-то смысл.

Ещё дрожащая и нестойкая, как лист осенний на ветру, я спустилась вместе с ней в кухню. Нас радостно встретила Софи и продолжила суетиться, обслуживая Этьена. Я осторожно присела подальше от лекарского сына, ожидая от него всего, чего угодно, кроме благоразумия. Этьен на удивление спокойно кивнул, с аппетитом поглощая луковый суп с гренками.

На столе, как всегда, имелись колбаса, сыры, оливки и много всякой всячины. Софи поставила перед нами с Моник миски с пахнущей сыром похлёбкой. Но в присутствии Этьена даже столь ароматный суп и поджаренные ломтики белого хлеба шли не очень. Моник восхваляла прекрасное утро, умницу-красавицу Софи и чудесный завтрак. Кухарка расцвела от комплиментов и охотно болтала с тётушкой. Этьен жевал. Я же молча поглядывала на круассаны с джемом и мёд в крошечных розетках, что стояли ближе к Этьену, и, робея, вяло ковырялась ложкой в супе.

Вдруг послышался яростный стук в ворота, выкрики Себастьена, заливистый лай пса, возбужденный голос лекаря и снова мощные удары по дереву, будто орудовали тараном.

Позабыв о завтраке, мы все высыпали во двор и тут же почувствовали себя жителями крепости, которую берут штурмом. Нашим глазам предстала отчаянная картина: Себастьен налегал на калитку со двора, а с другой стороны кто-то вышибал ее так, что ворота ходили ходуном и начали крениться. Пес кидался на них, захлёбываясь лаем. Взбаламученный мсьё Годфруа всплескивал руками и бормотал проклятия. При виде меня усы на его побагровевшем лице встопорщились, и он заорал:

– Абели, чёрт тебя забери, сюда скорее!

– Я?

– Нет, китайская императрица. Сюда, говорю. Маршем.

Моник сделала круглые глаза, Этьен поперхнулся недожёванной колбасой и с любопытством взглянул на меня, а я, покачиваясь, шагнула к лекарю. Честно говоря, торопиться не хотелось: разве я похожа на катапульту? Или на котёл с кипящим маслом?

Но лекарь не позволил мне манкировать, шустро подхватил под локоть и потащил к воротам.

– Твой Голем ломится, тебе и разбираться. Я велел его не пускать, но сама видишь, что получается.

Я лишь смущённо пробормотала:

– Скажите мсьё Огюстену, что я занята. Или больна. Что никак не сегодня. Нет, лучше пусть совсем не приходит.

– Вот сама и скажи! – проговорил разгневанный лекарь и указал пальцем на калитку. – Давай-ка.

Этьен сзади присвистнул и нагнал нас.