Небо повсюду - Дженди Нельсон

Музыка почти заглушает слова Тоби. Я оборачиваюсь и вижу, что Джо уже склонился к своей гитаре и глух ко всему на свете, кроме нот, что извлекают его пальцы.

– Я провожу тебя, – говорю я Тоби.

Тоби прощается с бабулей, дядей Бигом и Фонтейнами. Его внезапный уход всех удивляет, а особенно бабушку, которая начинает что-то подозревать.

Я иду с ним до грузовика. Мы с Люси и Этель наперебой тявкаем у его ног. Он открывает дверь, но не садится, а стоит, опираясь на корпус машины. Мы смотрим друг другу в глаза, и теперь на его лице нет ни следа того спокойствия и мягкости, которые я привыкла видеть; им на смену пришли ярость и смятение. Он превратился в крутого скейтбордиста, и я против своей воли нахожу это привлекательным. Я чувствую, что между нами течет какой-то поток, чувствую, как это течение выходит из-под контроля. Что это? Он глядит мне в глаза, потом переводит взгляд на мои губы, а потом медленно, по-хозяйски, осматривает меня с головы до ног. Почему мы не можем просто перестать? Меня охватывает беспечность, точно мы вместе несемся по воздуху на его борде, не заботясь о безопасности, забыв о последствиях. Нас пьянит скорость, отвага и жадное, голодное ощущение жизни. Но я говорю ему:

– Нет, не сейчас.

– Когда же?

– Завтра. После работы, – отвечаю я вопреки здравому смыслу. Вопреки любому смыслу.

(Написано на стенке шкафа Бейли)

Когда я возвращаюсь, бабуля кружится по гостиной с палочкой шалфея, точно фея-переросток. Я прошу у нее прощения и говорю, что мне нехорошо и я полежу наверху.

Она замирает, не докружившись. Она точно чует, что дело нечисто, но отвечает: «Хорошо, Горошинка». Я извиняюсь перед остальными и желаю им спокойной ночи самым непринужденным голосом, на который способна.

Джо идет за мной из комнаты, и я думаю, что пора мне уже уйти в монастырь, в затвор, к сестрам.

Он дотрагивается до моего плеча, и я оборачиваюсь к нему лицом.

– Надеюсь, то, что я сказал в лесу, тебя не испугало… надеюсь, не из-за моих слов тебе так плохо…

– Конечно нет.

В его широко распахнутых глазах плещется беспокойство, и я добавляю:

– На самом деле, меня это очень даже обрадовало.

И это, разумеется, правда. Если не вспоминать, что сразу же после его признания я назначила свидание жениху своей мертвой сестры. И бог его знает, чем мы будем с ним заниматься!

– Хорошо. – Он гладит меня по щеке, и снова я пугаюсь такой нежности. – Потому что я схожу с ума, Ленни.

Хлоп. Хлоп. Хлоп. И я внезапно тоже начинаю сходить с ума. Похоже, Джо Фонтейн собирается меня поцеловать. Наконец-то.

Забудьте о монастыре.

Давайте начистоту: похотливая сторона моей натуры, о которой я и не подозревала, разрастается до невероятных размеров.

– А я и не знала, что тебе известно мое имя.

– Ты многого еще не знаешь, Ленни. – Он улыбается и прижимает указательный палец к моим губам.

Мое сердце улетает на Юпитер, но тут он убирает палец, разворачивается и уходит обратно в гостиную. Ого! Это то ли самый дурацкий, то ли самый романтичный момент в моей жизни. Я склоняюсь ко второму варианту, потому что я стояла там как чурбан, ноги у меня подкашивались, и я недоумевала, поцелует ли он меня наконец или нет.

Я совершенно не могу себя контролировать.

И мне не кажется, что обычные люди так проводят время траура.

Когда мои ноги снова обретают способность передвигаться, я иду в Убежище. К счастью, бабуля не учуяла в комнате никаких особенно несчастливых предметов, а потому оставила это место почти нетронутым. Особенно мне повезло, что она не стала передвигать вещи Бейли. Я сразу направляюсь к ее письменному столу и говорю с рисунком мамы-исследователя (раньше мы так иногда обращались к Полумаме).

Сегодня женщине на вершине горы придется превратиться в Бейли.

Я сажусь и говорю ей, как мне жаль. Говорю, что не понимаю, что со мной происходит, что с утра я первым делом позвоню Тоби и отменю нашу встречу. Еще я говорю, что совсем не хотела думать того, что подумала в лесу, и что я бы все на свете отдала, лишь бы она познакомилась с Джо Фонтейном. Что угодно. И потом я опять прошу у нее прощения, прошу дать мне знак, пока список моих непростительных мыслей и действий не стал таким длинным, что спасти меня будет уже невозможно.

Я смотрю на коробки. Знаю, что когда-нибудь мне придется ими заняться. Я делаю глубокий вдох, изгоняю все мрачные мысли из головы и берусь за деревянные ручки верхнего ящика. И сразу думаю про Бейли и про свое обещание не совать нос в ее дела. Я ни разу его не нарушила, хотя вообще-то я страшно любопытна. В гостях я вечно открываю аптечки, заглядываю за шторки душа, открываю ящики и шкафы при малейшей возможности. Но с Бейли я всегда придерживалась условий договора…

Договоры. Мы столько их заключали, и я столько их теперь нарушаю. А как насчет тех, что заключаются без слов, без мизинчиков, иногда даже бессознательно? Мою грудь разрывает от чувств. Какие там разговоры с рисунками! Я достаю телефон, набираю номер Бейли и нетерпеливо жду, когда она закончит цитировать Джульетту. У меня пылают щеки, и внезапно я слышу собственный голос: «Что случается с сопровождающим пони, когда скаковая лошадь умирает?» В моих словах столько ярости и отчаяния, что мне сразу же хочется (какая нелепость!) стереть сообщение, чтобы сестра его не услышала.

Я медленно выдвигаю ящик, заранее страшась того, что могу там найти. Того, о чем она еще молчала, пугаясь самой себя, которая сломя голову несется нарушать все данные обещания. Но внутри просто разная мелочь. Незначительные предметы: несколько ручек, пара программок из кловерского театра, билеты на концерты, адресная книжка, две визитки. Одна от зубного врача – с напоминанием о дате следующего визита. Другая – от Пола Бута, частного детектива из Сан-Франциско.

Что за хрень?!

Я вынимаю визитку. На обратной стороне рукой Бейли написано: 4/25, 4 часа, комната 2Б. Зачем ей частный детектив? Единственная причина, которая приходит мне в голову, – чтобы найти маму. Но зачем? Мы обе знали, что дядюшка уже пытался, всего несколько лет назад, и сыщик сказал ему тогда, что отыскать ее просто невозможно.

Тем днем, когда дядя Биг рассказал нам про детектива, Бейли пребывала в полной ярости. Она кругами носилась по кухне, пока мы с бабушкой собирали в огороде горох к обеду.

– Я знаю, что ты знаешь, где она, – объявила она бабуле.

– Но откуда же мне знать, Бейлз?

– Да, откуда ей знать, Бейлз? – эхом повторила я. Терпеть не могла, когда бабушка с Бейли ругались, а сейчас дело явно шло к этому.