Призраки и чудеса в старинных японских сказаниях - Лафкадио Хирн

– Может статься, это была душа Акиноскэ? – предположил второй госи. – Могу поклясться, я видел, как она влетела ему в рот… Но даже если бабочка действительно была душой Акиноскэ, это не объясняет его загадочного виде́ния.

– Муравьи могли бы объяснить, – отозвался первый госи. – Муравьи – странные существа, некоторые считают их ду́хами… Кстати, прямо под этим кедром большое муравьиное гнездо.

– Давайте посмотрим! – воскликнул Акиноскэ, страшно взволнованный. И бросился в дом за лопатой.

Земля вокруг кедра и меж его корней оказалась изрыта вдоль и поперек огромной колонией муравьев. Ходы, проложенные ими в земле, имели причудливую форму, и вся конструкция подземного муравейника, построенного из соломы, глины, земли и стеблей растений, напоминала город в миниатюре. В центре муравейника была большая площадка, на которой мелкие муравьи роились вокруг одного крупного, с желтоватыми крылышками и вытянутой черной головой.

– Да это же царь из моего сна! – вскричал Акиноскэ. – А перед нами не что иное, как дворец в Токоё! Диво дивное!.. Остров Райсю должен быть где-то к юго-западу от дворца, слева от того большого корня… Вот он!.. Но до чего странно все это… Готов побиться об заклад, сейчас я найду холм в уезде Ханрёко и гробницу царевны…

Акиноскэ устремился на поиски гробницы, не замечая, что разрушает муравейник. Он искал, искал и нашел наконец крошечную горку, на которой лежал обкатанный водой речной голыш, формой своей напоминавший буддийский могильный памятник. А под этим камешком в глине покоилось мертвое тело муравьиной самки.

Его звали Рики, что означало «силач», но местные неизменно прибавляли к этому имени прозвище бака – «дурачок», ибо разум его навсегда остался во младенчестве. По той же причине люди относились к нему по-доброму и не побили, когда он чуть не спалил чей-то дом – бросил горящую спичку на занавеску, которая уберегала жилище от насекомых, и восторженно хлопал в ладоши, любуясь буйным пламенем. В свои шестнадцать лет Рики-бака был высоким крепким парнем, но по уровню умственного развития не уступил бы разве что двухгодовалому ребенку и потому дружбу водил с малой детворой, участвуя в их детских забавах. Соседские ребята постарше, от четырех до семи лет, водиться с ним не хотели – дурачок не мог выучить их песенки и правила дворовых игр. Любимой игрушкой Рики-баки было древко метлы, служившее ему лошадкой; он часами скакал на палке верхом по косогору напротив моего дома, оглашая окрестности радостным гыгыканьем. В конце концов производимый дурачком шум начал меня утомлять, и пришлось попросить его подыскать себе другое место для кавалерийских упражнений. Он поклонился мне и покорно убрел прочь, грустно волоча за собой палку. Покладистый и в общем-то безобидный – если в пределах его досягаемости не было открытого огня, – Рики-бака редко навлекал на себя чье-то недовольство. В жизни нашей улицы он занимал не больше места, чем какая-нибудь собака или курица, так что, когда он вдруг исчез, я этого, можно сказать, и не заметил. Прошло довольно много времени, прежде чем у меня появился повод о нем вспомнить.

– А что сталось с нашим дурачком? – поинтересовался я у старого дровосека, снабжавшего весь квартал дровами. Рики часто помогал ему перетаскивать поленья, вот и пришел мне на ум.

– Это вы про Рики-баку? – уточнил старик. – Ох, так ведь помер бедолага. Ну да, меньше года минуло с тех пор, как он взял вдруг да и помер. Врачи сказали, у него какая-то болезнь мозга была. А после этого одна странная история приключилась… Когда парень помер, матушка написала на его левой ладони «Рики» китайскими иероглифами и «бака» – каной[37]. И стала молиться, чтобы в следующей жизни ему больше повезло. Спустя три месяца у Нанигаси-самы, богача из Кодзимати, родился сын. И все заметили, что у младенца на левой ладошке проступают какие-то знаки. Присмотрелись – а там написано «РИКИ-БАКА»! Домочадцы сразу поняли, что рождение мальчика стало ответом на чьи-то молитвы, и начали повсюду искать того, кто их возносил. В конце концов от местного зеленщика они узнали, что в квартале Усигомэ жил дурачок, которого так и звали – Рики-бака, и что он умер прошлой осенью. Нанигаси-сама тотчас послал двух помощников взглянуть на мать этого парня. Слуги нашли мать Рики, и она рассказала им все как было, а сама порадовалась, что ее сыночку все-таки повезло, ведь Нанигаси – богатый и знатный род. Но слуги сказали ей, что семья Нанигаси-самы премного недовольна тем, что на ручке у их отпрыска написано «бака». «Где похоронен ваш Рики?» – спросили они. «На кладбище при Дзэндодзи», – ответила женщина. «Нам нужна горсть земли с его могилы, – сказали слуги. – Будьте любезны нас туда проводить». Мать Рики, стало быть, пошла с ними к храму Дзэндодзи и показала место погребения сына. Слуги взяли горсть земли, завернули в фуросики[38] и унесли с собой. Они дали женщине немного денег. Десять иен.

– А зачем им понадобилась земля? – спросил я.

– Так ведь сами подумайте – каково будет ребенку расти со словом «дурачок» на ладошке! А избавиться от надписи, если она появилась таким образом, можно лишь потерев ее землей с могилы, где покоится тело, служившее духу в предыдущей жизни…

В лесу на холме неподалеку от дома мы с Робертом ищем ведьмины круги[39]. Роберту восемь, он пригожий и очень умный. Мне почти семь, и я благоговею перед Робертом. Стоит раскаленный, искрящийся августовский день; остро и сладко пахнет древесной смолой.

Ведьмины круги мы так и не находим. Зато обзаводимся целой коллекцией сосновых шишек, прятавшихся от нас в густой траве.

Я рассказываю Роберту старинную валлийскую легенду о человеке, который случайно заснул в ведьмином круге и исчез на семь лет, а потом, когда друзья вызволили его из колдовской ловушки, никогда уже ничего не ел и не разговаривал.

– Они едят игольные ушки, – сообщает Роберт.

– Кто? – удивляюсь я.

– Гоблины[40].