Танцуйте свою жизнь. Психологические эссе о том, как вернуть себе себя - Лиля Град

Последнее – черта зрелых, независимых и уверенных в себе настолько, чтобы приходить в отношения не пустыми. Другой вопрос, что их может угораздить прийти к тем, от кого лучше бежать как можно скорее. Но тут, как говорится, гарантий нет ни у кого…

Поэтому, научившись быть с собой, мы можем строить отношения не по принципу компенсации своих пустот, а в полноценном варианте взаимообмена.

Жизнь стабильно не устраивает тех, кто слишком многого от нее ждет и слишком редко смотрит вглубь себя, отказываясь понять, что на самом деле способен на гораздо большее. На создание только своего мира – точно.

Он глубже.

В самом сердце тебя.

* * *

Наспех найденные люди. Незаметные жертвы нашей непролитой по другим боли. Мы не лечимся ими даже. Не прикладываем бальзамом к рваным ранам своих саднящих разлук. Не отогреваемся на сквозящем морозе непрошеного одиночества. Мы прикрываем ими свою кажущуюся стыдной беззащитность. Мы прописываем для них роли, в которых настойчиво навязываем свою игру. И сами играем на высочайшем градусе своего отчаяния, все еще желая достучаться до спин тех, кто не имеет желания обернуться.

Мы меньше всего озабочены тем, что они чувствуют, потому что и сами мало что чувствуем, кроме адской крепости коктейля из ненависти, мести, поруганной любви, обрушившейся уверенности, досадного бессилия.

Наспех найденные люди. Их мгновенное появление на опустевшем внезапно месте не показатель нашей небывалой востребованности и расторопности в поисках новой любви, а всего лишь агония несмирения, пытающаяся доказать что-то, сохранить лицо, устоять.

Это не догадки. Психика не умеет переключать автоматом кнопки одной любви на другую. На преодоление травмы брошенности, измены с уходом, предательства ей необходимо время. Не менее года-двух. И это если реабилитация пойдет хорошо.

Скоростные переходы – или иллюзия, в которой мы сами себя убеждаем, что справились, или тщательно спланированная и просчитанная инсценировка для тех, кто снаружи, а не внутри. Особенно если она сопровождается тщательной демонстрацией красивых метаморфоз, ежедневными фотоотчетами в соцсетях, трансляцией своего «невиданного счастья» общим знакомым.

У нас нет еще ресурсов на новую любовь, но уже есть неутомимая одержимость или вернуть, используя все средства, начиная с банальной попытки вызвать ревность, или, в случае неудачи, тщеславно доказать, что страдания не случилось.

Все это самообман. А наспех найденные люди – его вторичные пострадавшие, которым выпало несчастье поверить в то, что мы готовы к новым отношениям. Но мы не готовы, даже если так кажется. Мы на нуле полноценной отдачи. Мы на пока остром недоверии. Мы на плохом отношении к самим себе. Потому что если были бы на хорошем, то не стыдились бы своей боли, не страшились одиночества, не имели потребности доказывать что-то тем, кто ушел нечестно. Не остановившись, не попытавшись услышать, сделать что-то вместе, войти в диалог.

Наспех найденные люди. Нелепый живой клин, которым так же нелепо мы пытаемся вышибить еще живые чувства. Мы не злодеи, но мы используем других. Тех, с кем, быть может, все могло бы получиться, но не сейчас – не на пике пораненности.

Никому я не желаю стать для кого бы то ни было наспех найденными людьми. И никому не желаю верить в то, что отчаянные поиски хоть кого-то лечат боль разлуки.

Ее лечит храбрость оказаться лицом к лицу с самими собой, разумная гордость и зрелая ответственность за собственную жизнь, в которой случайные люди совсем ни к чему, не говоря уже о предателях. Все будет. Но не сразу.

* * *

Он жил с женщиной, которая ушла. За ней не закрылась дверь. Женщина просыпалась рядом с ним, не вырывалась из его привычно ищущих ее нежного тела рук, собирала в школу дочь, кормила кошку, варила суп, ходила босиком по квартире.

Она была, но ее не было. Он не знал еще, что женщина, за которой закрылась дверь, иногда возвращается. А женщина, которая ушла, оставшись – не возвращается никогда.

Он не помнил, когда и почему она «ушла». Он вообще мало что помнил о ней, кроме привычки знать, что она никуда не денется. Быть может, именно поэтому?

И она никуда не девалась по тем меркам, которыми измеряет иногда мужской, замыленный буднями и самим собой взгляд. Справедливости ради надо сказать, что изменять ей он начал не до того, как она ушла, а после, когда понял, что, даже сжимая ее в своих объятиях, он держит пустоту, а не женщину, которая любила его когда-то. Он прятался в измены довольно часто. Не в те измены, которые делают невозможным остаться, а в те, которыми добирают ощущения своей незаменимости – важного топлива для тщательно скрываемого внутри проигравшего мальчика.

Женщины, которые щедры на топливо незаменимости иногда приходящим к ним мужчинам, дарят его в надежде перекрыть свое саднящее одиночество. Они ждали его. Все без исключения. Самые наивные готовили обеды, подсовывали баночки с вареньем и большие ломти сырых домашних пирогов. Самые продвинутые пытались брать беседами о том, как он несчастен с той и как был бы счастлив с ней. Психоанализировали в свою пользу, так сказать. Самые истеричные били электрошокером своих истерик, после которых он «умирал», быстро меняя одну на другую.

Он мог бы выбрать кого угодно, но оставался с той, которая ушла и которая его не держала. Невроз несвоевременности: именно в нем нам мучительно нужны те, мимо которых вчера мы проходили, как мимо тумбочки в коридоре. Помните, у Талькова: «несвоевременность – вечная драма, где есть он и она».

Я много думала о том, почему вокруг столько пораненных несвоевременностью. И помимо обыкновенных человеческих несовпадений обнаружила обыкновенную же человеческую иллюзию, будто любви не нужны слова.

Мы любим сказки, потому что в них все само. Сказки о любви тоже обещают нам, что все будет само. Но само по себе в любви только ее возникновение – хрупкий росточек, пробившийся наружу. Все остальное не само. Мы взращиваем ее, обихаживаем, снимаем урожай – и по новой. Слова, правдивые и своевременные, складывающиеся в монолог и диалог, – тот полив, без которого ничего не растет. Действия вторичны и тоже зависят от того, о чем мы поговорили.

В истории, о которой я пишу, нет злодея и потерпевшего, плохого и хорошего человека. Есть мужчина и женщина, которые проживали отношения друг с другом по отдельности в своей голове. Сами додумывали, сами выносили приговоры, сами назначали себя несчастными. Каждый ждал, когда его поймут, услышат, догадаются о его боли. Даже ругались не теми словами, которые транслировали бы боль, а теми, которые ее маскировали и стремились причинить ответную. Эта история закончилась внутри, хотя продолжается снаружи.

Да, все истории имеют свои оттенки, но те, где не говорят или говорят слишком поздно, очень похожи – плесенью несчастья, выросшей на заброшенном хлебе любви.

* * *

А вы пробовали приходить к любимым людям счастливыми? Уже счастливыми, а не за тем, чтобы обменять свои большие и маленькие жертвы на то счастье, которым они, быть может, одарят вас взамен.