Закон меча - Дмитрий Силлов

Жуть, короче. Тварь смотрела на нас снизу вверх, будто парализованная ударом палки, а дед продолжал орать:

– Отпусти, сказал, тварина вредная, пока слово не сказал заветное! Покорись воле царя лесного, не то не помилую, ударю снова.

И замахнулся палкой, которая, как мне показалось, стала длиннее втрое.

Видимо, угроза подействовала. Водяная пакость, которую дед назвал берегиней, разжала пальцы и, ерзая на брюхе, попыталась уползти, но в жидком иле у нее это получилось неважно.

Что было дальше со страшным существом, я не видел; воды огненной реки сомкнулись, и я приложил максимум усилий, чтобы побыстрее оказаться на другом берегу.

* * *

Единственное, чего мне хотелось, когда я ступил на твердый берег, – это упасть и не шевелиться как минимум минут шестьсот. Просто отрубиться, и все. Пофиг голод, по барабану жажда. Когда ноги трясутся от усталости словно под током, единственное, чего хочется, – это отдохнуть.

Но дед не дал мне ни минуты передышки.

– Ну что, конь, хорошая работа, – сказал он. – Оглянись.

Я послушно повернулся.

Огня больше не было. Река и река, обычная, каких много.

– Хорошо, что я в тебе не ошибся, – сказал старик довольным голосом. – А теперь иди вперед. Солнце еще высоко, а у меня до темноты еще куча дел.

– Не понял, – сказал я. – Ты, пень старый, совсем охренел? Договаривались, что я тебя только через реку перевезу…

– Это ты не понял, конь, – злобным голосом произнес старик. – Я не договариваюсь с людишками. Я их использую. Если надо – как лошадь, а коль заартачатся, то и как запас снеди. Еще слово, и я для начала твое ухо оторву и съем. А не дойдет – и второе, которое ты сожрешь сам. Усвоил?

Я попытался рвануться, сбросить с себя тяжеленную тварь, одновременно ткнув ее мечом, но получилось плохо.

Дед ловко отбил клинок своей палкой и внезапно с такой силой сдавил мне шею ногами, что я понял: еще одно движение с моей стороны, и он или задушит меня, или сломает шею.

– Все-все, понял, – прохрипел я.

– Повтори, – потребовал дед. – И да, с этого времени я разрешаю называть меня Хозяин.

И еще надавил. Чуть-чуть.

– Все понял, Хозяин, – выдавил из себя я, стараясь удержаться на ногах и не грохнуться на землю: весь мой жизненный опыт общения со всякими тварями подсказывал, что в таком случае старое чудище точно меня задушит.

– Хороший конь, – довольно ухмыльнулся дед. – Ну, пошел, чего встал?

– Только одна просьба у меня, Хозяин, – смиренно произнес я. – Можешь шлем снять с меня и выбросить. Тяжел ты больно, оттого этот колпак шибко на голову и шею давит. Боюсь, недалеко я так уйду.

– Почему нет? – раздалось сверху. – Только для чего ж такой хороший шлем выкидывать? Я его на торжище продам, а взамен куплю тебе лесных мышей связку для пропитания и себе свежих калачей с медом.

Я расстегнул подбородочный ремень, и сильные пальцы тут же сорвали шлем с моей головы.

– Красивый шлем, крепкий, – продолжал восхищаться старый хрыч. – Не, не буду продавать. Когда ты сдохнешь, кольчугу с мечом лучше продам, а шлем себе оставлю, носить буду. Уж больно нравится. А ты, конь, траву пожрешь. Коням пастись полезнее, чем мышей жрать…

И тут я почувствовал, что железное кольцо, словно в колодки зажавшее мою шею, ослабло. Кривые ноги больше не давили на артерии и горло так, что я еле мог вздохнуть, – и я рискнул еще раз. Ударил мечом вверх, ощутив, как клинок вошел в мягкое, после чего рванул плечами изо всех сил.

Получилось!

Старик, воя, как корабельная сирена, свалился с меня и покатился по траве.

И орал он не от того, что мой меч вонзился ему в плечо. Рана была не особо серьезной, от такой не будешь голосить, будто тебя режут заживо… или медленно сдавливают голову так, что глаза сами собой неторопливо вылезают из орбит.

Увидев меня, дед перестал вопить так, что хотелось открыть рот и зажать уши, словно при артиллерийской канонаде, и взмолился:

– Обхитрил ты меня, богатырь, твоя взяла. Сними с меня этот колпак проклятущий! Несметные богатства в лесу закопаны, клады богатые, золото, самоцветы, оружие булатное, заговоренное. Все покажу! Все твое будет, только сними!

Я покачал головой.

– Извини, старик, не договоримся.

– Ты мне должен! – завопил дед. – Долг Жизни по всей Руси и во всех мирах почитают! Кто Жизни Долг не уважит, того мать земля страшно накажет. Силу отнимет, бесславно богатырь сгинет.

Я уже понял, что местные практикуют так называемые заговоры, которые в некоторых вселенных Розы Миров считают колдовством. На самом деле это простейшие психологические установки, облаченные в примитивную стихотворную форму. Давно замечено, что рифмованные слова действуют на людей, как дудочка факира на змею, – на кого-то больше, на кого-то меньше, но стихи всяко заметнее цепляют мозг, чем проза. И если умело подать приказ-инструкцию в рифмованной форме заговора, то велик шанс, что человек попадет под влияние оператора, поверит ему и выполнит указания, как одурманенный опытной цыганкой прохожий, сам не понимающий потом, как он мог просто так отдать все деньги незнакомому человеку.

Я почувствовал, как слегка поплыл под немигающим взглядом старика, и даже шагнул вперед – но тут почувствовал, как от рукояти меча меня словно электрическим разрядом тряхнуло.

Стоп! Как известно, клин клином вышибают, и стихами говорить я тоже умею. Ну, я и ответил:

– Ты спасал не меня, а своего коня. Так что извини, дед, но долга меж нами нет.

Старик хотел еще что-то сказать, однако не успел.

Раздался жуткий треск, и из-под шлема наружу полезли раздавленные мозги, похожие на кровавую кашу. И глаза деда из орбит вылезли окончательно. Надо же, а я думал, что это просто такой литературный иносказательный оборот. Нет, вполне себе реальный, оказывается, если Пресс чью-то голову давит.

Впрочем, неприятной картина была недолго. Начался обратный процесс – все выдавленное начало втягиваться обратно в череп. И мозги, и глаза. При этом шлем, во время процесса давки заметно уменьшившийся в размерах, начал полнеть, надуваться. И вдобавок звук раздался, который появляется, когда пытаешься через трубочку высосать последние капли жидкости из опустевшего стакана.

Короче, через несколько минут на траве лежал труп, изрядно похожий на высохшую мумию без глаз. Они, лопнув в орбитах, втянулись внутрь раздавленного черепа, на котором удобно, как влитой, сидел шлем, немыслимым образом похожий на свернувшегося клубком довольного кота, обожравшегося сметаны.

– Ну что, покушал? – осведомился я, снимая с головы мертвеца слегка потяжелевший колпак, который, разумеется, ничего не ответил – кто ж, вдосталь налупившись вкусняшек, любит языком чесать? Правильно, никто.