Конъюгаты: Три - Люминис Сантори

видов связи, что ему было на руку, в целом. Площадь была огромная, поэтому в будущем Хрисанф рассчитывал увеличивать жильё по мере того, как будет расти семья. Дом Калиты был на этом же пустыре и до него надо было также прилично ехать. Входов было сколько захочешь. Арсен знал два: к Никите они с Аэлитой ездили постоянно, и к нему дорога сворачивала из самого концентрационного пучка, надо было только резко повернуть в одном месте. После Арс ездил к старику много раз уже самостоятельно.

К боссу нужно было проникать через лес. Он также возникал как-то неуловимо, но обстоятельно. Кирсанов один раз сказал Иванову, что может построить домик и для него в их гнездовье, но, разумеется тот отказался. Это было очень странное предложение, к тому же ведь у него уже был свой уголок.

Как же добирались до места работы горничные и другие знакомые? Родные, друзья, приятели, коллеги и так далее: Хрисанф их привозил преимущественно самолично, либо ключи выдавала Далила. В неё был встроен код, по которому она легко могла выбираться в город хоть пешком: это не составляло никакого труда и выходило очень быстро и удобно. И, конечно, ей не приходилось лавировать среди грязи, металлолома, обрушенных зданий, земляных провалов и тому подобное. Её путь наоборот был наполнен цветами, и даже с закрытыми глазами она могла выбраться из любого лабиринта, в который бы попала. Уникальность ключа была в том, что Кирсанова могла реплицировать его, кому желает, опять же по настройке мужа, но гостю показывалось это как всегда одна и та же просторная дорога за город. Город к тому времени действительно сильно вырос, так что что, где находится и что, где может находиться не вызывало излишних вопросов. Впрочем, как и в любом другом мегаполисе.

Так как Хрисанф ужасно не желал ни коим образом контактировать с работницами (по понятным причинам), коды им вшил Калита. И то, по увещеванию друга, не путём привычной конъюгации, а методом одного очень старенького гипноза, так что девушки не знали, что "проходят" в усадьбу неким другим окольным путём.

Когда Арсен подошёл к парадным вратам, те автоматически открылись и встретил его Калитка. Они впервые увиделись после приезда того с Севера, так что оба очень обрадовались и сразу же пустились рассказывать друг другу всякую всячину. В основном, болтал, разумеется, Никита, поскольку был в курсе, что тема с отъездом Аэлиты — больная и лучше её не затрагивать, по словам Хрисанфа. Но Арс наоборот почти сразу же спросил у Калиты.

— Как думаешь, когда она вернётся? Она выходила с тобой на связь?

— Нет-с. Думаю, при её нынешней занятости это и невозможно.

— Хм… Но если что, ты мне сразу скажи, хорошо. Ты же — её дед. Вдруг, ей что понадобится.

— Всенепременно.

Тогда Калита понял, что если он давно принял тот факт, что его внучка — отенкай и не принадлежит никому, даже себе, — то этот молодой человек до сих пор верил, что его жена как будто вышла за хлебом и скоро опять будет его развлекать. Очень сложно объяснить таким, где буква А, где Б.

— Дорогой мой дружочек, где бы она ни была, неужель ты будешь ждать её?

— Всегда (без обиняков и пробелов).

— Мм…

Этот парень изменился. Что с ним стало?

— Выбор — всегда был неотъемлемым правом человечества. Это нерушимый закон и более, чем закон. Но стоит ли это всё таких жертв?

— Без неё — всё бессмысленно. Включая эти твои законы.

— Эх, молодёжь-молодёжь! Однако, что мы тут стоим! Там наши голубки заждались уже! Вперёд! Надеюсь, ты не так много ел до этого.

Глава 19

В это время Хрисанф идёт за своей женой на одну из веранд. Она действительно натянула то тигровое трико, сшитое по ней, но сверху набросила такую невообразимую мантию, что без тех высоких сапог была похожа на крафтовый старинный кулёк с конфетами для хэллоуина. Впрочем, это уже давно всеми было известно, принято и проглочено: ни одежда не красила её, ни она — одежду. Всё было предельно грустно, если бы не так смешно. В мире не было никого другого, кто бы так плохо выглядел в том, в чем даже самый захудалый человечишко выглядел б на миллион.

— Давай помиримся.

— А мы ссорились? Что-то не упоминаю.

— Не надо желчи. Я прошу, давай перенесём наши разборки до завтрашнего дня, хорошо? Ночью будем спать, ты встанешь к обеду и можешь как следует отлупить меня.

— Агний, ты видишь меня в плохом свете.

— Хорошо, эту тему мы разовьем с приходом новых суток, а сейчас, пожалуйста, расслабим оба булки, жерло моего сердца. В конце концов, ведь Арсен ни в чём не виноват. Зачем кого-то приглашать, если это будет поганый театр, где забудут об одном единственном зрителе. У него останутся неприятные впечатления о нас.

Хрисанф и в самом деле насиловал себя надеть тот фрак, и даже надел, постоял так минуты три, потом скинул прочь и в эмоции потоптал бедную одежку и бросил то в корзину. Затем, как виновный перед невиновным, вытащил костюм обратно, бережно разгладил помятость, аккуратно стряхнул и поместил в чехол.

Всё-таки, скоро показ. Что за ребячество.

После он скоро, без особого обдумывания, набросил на себя светлую рубашку, как будто на размер большую, за пять минут обкарнал свои волосы, которые были теперь до пояса. Оставил очень коротко, но и эти короткие пятнистые волоски смотрелись словно над стрижкой старались полгода.

— Гребаные патлы. Я как птенец страуса! Урод.

Агний прикрыл голову большой широкополой тёмной шляпой. Уж кто-кто, а он без проблем мог трапезничать, хоть в головном уборе размером с "мельничное колесо".

Он не мог объяснить себе это резкое телодвижение. Да, угрожал ей на днях подрезать длину, точно как и знал, что ей нравятся, когда отращивает.

Рядом с тем гребаным упырем действительно смотрюсь, как баба, наверное. Ничего не изменилось.

Кирсанов обречённо вздохнул и глубже надвинул на глаза шляпу, перед тем как объявиться в новом образе перед супругой.

Она, конечно, догадалась, что произошло: шея у мужа довольно отчетливая и шляпа сидит свободно, но не стала копать этот его комплекс, потому что она любила его и так, и эдак, а не как он там себе воображал. Агний не подходил к ней, чтобы, не удержавшись, не прилипнуть к той с поцелуями.

— А где же примирительные обнимашки? Я же — продажная шкура. Не могу без подкупа.

— Далила!

Он осторожно обнял её, стараясь всем телом дать