Битва за сектор. Записки фаната - Дмитрий Жвания

Была в Манином папе какая-то особенная стать, которой обладали те, кого в Советском Союзе называли «передовиками производства». Чувствовалось, что он гордится тем, что всю жизнь отработал на одном заводе, на ЗИЛе.

- Раньше мы с ребятами всей бригадой на футбол ходили, жен брали, вон - с ее матерью ходили на стадион «ЗИЛ», пока она ее не родила, потом ей, матери Манькиной, уже не до футбола стало, да и я за сезон, если на два-три матча схожу, считай, перевыполнил план. Ладно, ребята, я спать пошел. Вы еще посидите?

- Да, папа, минут десять.

Через минуту в кухню заглянула Манина мама, которая выходила, чтобы приготовить ночлег для дочери.

- Машенька, Дима пусть ляжет на кухне, на раскладушке, а утром, когда папа встанет, ты ляжешь на кровать папы, а Дима - в твою кровать.

Положить меня на ночлег в двухкомнатной квартире Кацманов было негде. В одной комнате спала чета Кацманов, а в другой - Маня и ее бабушка по маминой линии. Другого выхода, кроме как устроить мне ночлег на кухне, не было.

Я поставил раскладушку, а Маня пошла за матрацем и бельем для меня.

Маша была обычной еврейской девушкой - чернявенькая, с выразительными глазами, с подчеркнутой линией бровей, пухленькие губки, фигурка стройная. Словом, не красива, но и недурна. Но было в Маше что-то такое, что заставляло ее хотеть, причем сразу, как только она оказывалась рядом. Я никак не мог взять в толк, в чем проблема. Может быть, я попросил Портвейна отвезти меня в Сетунь, по сути, к совершенно незнакомым мне людям, потому что мое подсознательное помнило об этом «эффекте Марии» после нашей первой встречи перед матчем «Крылья Советов»-СКА? Наверное, в этом все дело. Алкоголь дал волю моим подсознательным импульсам, и я оказался в Сетуни, в семье еврейского рабочего.

Маша вернулась с матрацем и бельем. Мы приготовили мне постель, вдруг девушка прильнула ко мне и начала целовать в губы. Я, естественно, и не думал сопротивляться, облапил ее зад… Скрипнула дверь - это Манин папа зашел в туалет. Выйдя из клозета, еврейский рабочий с укоризной посмотрел на меня, на свою дочь.

- Да я погляжу, ты парень не промах, прыткий жеребец. А, питерский? - в его голосе прозвучала скрытая угроза.

Мне стало стыдно.

- Иди спать, Маня! - приказал отец дочери, и та повиновалась. Но вскоре вернулась в кухню уже в ночной сорочке.

- Папа заснет, и я к тебе приду. Не засыпай, ладно?

Она зашла в туалет, нажала на спуск, чтобы родители и бабушка подумали, что она ходила пописать на ночь.

Мне до смерти хотелось спать. Я устал, как бродячий пес. В первой половине дня я бегал по Москве с московскими «конями», ища люберов - по Москве прошел слух, что те приехали специально в центр столицы, чтобы прыгать на неформалов, в частности, на фанатов. Люберов мы не нашли, зато встретили Закира, с которым я напился, затем - шизование на матче ЦСКА, дорога в Сетунь и поиск дома Мани - все это измотало меня. В коридоре кто-то зашаркал тапочками, я почувствовал, как меня окатила теплая волна… Но это бабушка прошла в туалет. Я лежал на раскладушке, от плиты пахло газом…

Опять шарканье - но на этот раз это мама Марии шла по своим надобностям. Мои глаза слипались, я боролся со сном из последних сил, а мне они были нужны, ведь предстоял матч не с кем-нибудь, а с «мясниками». В итоге я провалился в сон.

Проснулся я от того, что меня трясли за плечо.

- Питерский, питерский, вставай! - это был папа Мани. Я встал, в полусонном состоянии собрал раскладушку и отправился в комнату, где похрапывала бабушка. Маня уже ушла спать на место отца, а я застелил своим бельем ее постель и улегся. Храп бабушки не помешал мне вырубиться вновь.

Утром я проснулся от поцелуя в губы.

Я обнял Маню, но она приложила палец к губам:

- Т-ш-ш, бабушка на кухне.

Я понял, что ловить мне нечего.

- Что же ты заснул? Я к тебе приходила, а ты лежишь как мертвый…

- Устал, вот и вырубился, думал, ты разбудишь.

- А я подумала, что ты расхотел…

- Да нет, ты что! Я ждал, но… Впрочем, на раскладушке этим заниматься неудобно.

- Чем этим? - Таня изобразила искреннее удивление в голосе и на лице.

- Как чем? Да и предки твои в туалет могли пойти и увидеть нас.

- Я просто хотела поболтать с тобой…

Чувствовал я себя неважно, болела голова, а изо рта несло помоями. Уверен, что целоваться со мной было неприятно, и я оценил самоотверженность Мани, которая нашла в себе силы разбудить меня поцелуем.

Маня не выходила из комнаты, и мне было стыдно подниматься, потому что, несмотря на похмелье, мой организм встретил утро по-мужски.

- Давай, вставай, бабушка завтрак приготовила.

- Отвернись, - попросил я Маню.

- А ты что, голый? - Маня засмеялась.

- Нет, в трусах, но все же, дай мне одеться.

- А, поняла, - как я узнал потом, фанатка «Крылышек» была опытной девушкой.

Мы позавтракали, и я засобирался, так как договорился с Портвейном о встрече в центре Москвы, а потом надо было собрать ребят из нашей «фирмы», которые должны были приехать на матч со «Спартаком».

Маня проводила меня до остановки электрички, и на перроне вновь несколько раз чувственно поцеловала меня в губы.

- Я приду на ваш матч, - сказал она мне на прощание.

Меня это не обрадовало, потому что на московский матч СКА со «Спартаком» собиралась приехать из Ленинграда девушка, за которой я ухаживал, правда, болела она не за СКА, а за «Зенит». Я рисковал оказаться в неудобном положении.

Мы встретились с Портвейном на «Комсомольской» и поехали в Лужники, где нас уже ждали питерские армейцы во главе с моим «заместителем» Агитатором.

- Ну чего, Ара, рассказывай, как ты тут? - спросил Агитатор.

- Да, нормально…

- Где ночевал-то?

- У Мани, в Сетуни.

- Да ты что! Трахнул ее, небось? Дырочка-то у Машки аккуратная, ведро со свистом не пролетит

- А ты откуда знаешь?

- Оттуда, что трахал ее. Когда ты в армии служил, мы на «Крылья» приезжали, и нас познакомил твой приятель из их основы - Рок. Ее бабка в магазин пошла, так она сама меня на себя затащила. Я, правда, быстро кончил. Бабка должна была вот-вот вернуться. Сам знаешь, когда на нервяке всякое бывает… Я хотел минет ей сделать, но она сказала, что в рот не берет, мол, не научилась еще.

- Так она и не научится, если в рот брать не будет, - вступил в разговор Портвейн и заржал.

- Ара, так ты трахнул ее или нет?

- Нет, - мрачно и раздраженно ответил я. Мои романтические иллюзии растаяли. Я думал, что произвел на Маню неизгладимое впечатление, а оказалось, что она просто шлюха.