"Абрамсы" в Химках. Книга третья. Гнев терпеливого человека - Сергей Анисимов

– Спасибо, – произнес он вслух еще раз. Уже в никуда, просто в пространство.

Командир группы дождался, пока выдвинется вперед головной дозор, и спокойным голосом подал команду. Первые полчаса они двигались тихо, аккуратно, стараясь не шуметь. Скорость сейчас была не важна, в отличие от скрытности. Беспилотники современных моделей в сочетании с программами распознавания изображений – это страшная штука. Эффективный, важный компонент комплекса мер по борьбе с «террористами», как весь мир именовал русских партизан. А навести зондеркоманду на свой базовый лагерь – это вообще ужас и кошмар.

Относительно неспешное движение в предутренних сумерках давало возможность хорошо и спокойно думать. Наблюдение за окружающей обстановкой было само по себе, шло фоном, к этому Николай давно привык. Профессия и полученный в жизни специфический опыт воспитывали в нем способность к анализу, еще больше обостренную полученным «дополнительным образованием». Теперь это было ни хрена никому не нужным, никем не востребованным, но думать и анализировать он продолжал. Проще жить, когда надеешься, что что-то понимаешь в окружающем мире.

Агрессоры совершили одну радикальную ошибку. Среди многих мелких – одну по-настоящему крупную. Вроде бы сначала не сильно важную на фоне блестящей победы: ликвидации «угрозы для западной цивилизации». «Русской угрозы», разумеется, какой же еще? Не татаро-монгольской же… Они не сделали ставку на местное население. Население не было им нужно. Оно беспардонно заселяло города и поселки, располагающиеся поверх исконно американских, германских, британских и польских месторождений и «рудных тел». Говорило на непонятном большинству цивилизованных людей языке, писало неправильными буквами, да и вообще было неправильным, с какой стороны ни посмотри. Было бы правильным – скинуло бы свое преступное правительство, сдало бы президента в Гаагскую тюрьму и каялось бы с утра до вечера. И платило бы всем желающим. И померло бы от неизбывного чувства вины… Политика, осуществляемая на поделенных на «зоны урегулирования» территориях, поначалу наверняка казалась победителям совершенно верной. Возможно – единственно верной.

Николай сплюнул на ходу. От злобы. Даже не от злости – именно от злобы, почти звериной. Причины и поводы нападения он знал не хуже других. С этим все было просто и понятно. Не сойти с ума от того, что было потом, оказалось намного сложнее. Многие сошли – кто до ручки, кто по чуть-чуть. А многие погибли или умерли, находясь в совершенно здравом уме. И от этого было почему-то особенно обидно.

Довольно быстро, без сомнения, профессионально и с довольно умеренными – на его не самый информированный взгляд – потерями агрессоры разгромили вооруженные силы России… Почти разгромили… Загнали последние сохранившие боеспособность российские части в нутро страны, за Урал, и воевали там с тех пор ни шатко ни валко… Зачем – это отдельный вопрос… Затем, что русские сопротивляются на официальном уровне и какую-то угрозу еще представляют? Он не знал. На ходу думалось хорошо, но рвано. Рывками.

В общем, агрессоры, разумеется, сразу начали делить пирог и чистить площади. Мгновенное, деловитое разрушение гражданской инфраструктуры – вот этого не ожидал никто. Быстрое, конкретное разрушение насосных станций, больниц и травмпунктов, «опорных постов охраны порядка», пожарных депо – десятков самых разных учреждений, без которых не может жить ни один город и сельский район. И мирные люди, что еще более важно. Квалифицированный водопроводчик, пришедший на бывшую работу и что-то пытающийся наладить? Пуля тебе… Врач? Тебе тоже… Звучит как страшилка, правда? Этого не может быть, верно? Но это было… Пусть убитых по этому признаку оказалось в десять раз меньше, чем понявших намек вовремя и оставшихся в живых, – разрушаемая система быстро превратилась в осколки, по отдельности не способные ни на что.

Когда нет пожарных – любой пожар превращается в смертельную угрозу. От настоящих поджогов до неизбежных результатов использования самодельных «буржуек». И в двадцать раз больше, чем пострадавших от огня, будет тех, кого огонь выгоняет из привычного дома. На улицу, где его и ее ждут те бывшие соседи, для кого война стала праздником. Потому что, когда нет полиции и вообще власти, власть забирают те, кто сильнее и наглее. Мгновенно возникшие в каждом городском и сельском районе банды исчислялись сотнями. Людей они убивали тысячами и десятками тысяч. За кусок хлеба, за вязанку дров, за золотое изделие в несколько граммов весом, за блистер амоксициллина, за канистру солярки. За внешность, за не вовремя сказанные слова – за что угодно.

Когда нет водопровода, канализации, врачей на вызовах и в стационарах, да и просто аптек, – эпидемия уничтожает миллионный город за месяцы. Тиф, сыпной и особенно брюшной. Дизентерия, одна выкосившая с марта по июль столько людей по всей стране, сколько не вместила бы Москва. Непонятная хрень, очень похожая на туляремию, как Николай помнил ее по институтским учебникам, – только почему-то не очаговая, а повсеместная. Еще более непонятная эпидемия чего-то гриппоподобного. Без такой высокой температуры, какая бывает при гриппе, – просто усталость и выделения из носа, – но слишком уж долго, волнами. От этого вроде бы не умирали. Но болеющий две недели подряд человек превращался в ходячую мишень. И легко сдавался в драке, быстро погибал в стычке, не мог проявить достаточно настойчивости и агрессивности, чтобы обеспечить себя и свою семью продуктами и водой. Последствия были те же…

Попытки организовать местные отряды самообороны, вооружаться чем бог послал, давать отпор бандитам – они, разумеется, были. Причем повсеместные, и иногда очевидно успешные. Но вот как только отдельный городской или сельский район начинал вновь становиться пригодным для жизни, как только в нем начинала самоорганизовываться хоть какая-то перспектива, вот тут и начиналось самое жуткое. Приходила, а чаще прибывала на транспорте рота, иногда усиленная. Никогда не американская, не британская и не германская. Очень редко, только в исключительных случаях – польская, эстонская, финская. Обычно – и это самое страшное – украинская, или грузинская, или чеченская, или среднеазиатская. Или русская… И хуже не было ничего. Отряды самообороны уничтожались мгновенно, полностью, с максимально широким охватом по родственникам, по сочувствующим, просто по свидетелям и соседям. Логично же? Оружие населению иметь нельзя! С терроризмом надо бороться! Вот и боролись, о Господи… Термин «эскадрон смерти» не прижился, и такие команды называли почему-то «золотыми ротами» или просто карателями. Бандиты убирались с их дороги, и разве что иногда попадали под горячую руку. Целью «золотых рот» были именно организованные люди, совершенно законно не подпадающие под категорию «мирное население». Попытки оказать «ротам» серьезное, организованное сопротивление были, но заканчивались одинаково. Прибывали уже более тяжело вооруженные ребята, нормальные кадровые бойцы, и «гнездо террористов» выжигалось тяжелой армейской техникой. При четкой и эффективной поддержке с воздуха.

«Золотые роты», сформированные из граждан бывшего СССР, действовали так, что выжившие свидетели трогались умом. Грабежи и насилие не удивляли никого, но массовость убийств и без преувеличения звериная жестокость, с которой они уничтожали людей, просто поражали. Откуда такая ненависть? Мы же росли в одной стране, мы были или настоящими земляками, или по крайней мере говорили либо на одном и том же, либо похожем, братском языке. Учились по одним школьным программам, смотрели одинаковые фильмы в детстве. За что? За что могут нас так ненавидеть поляки, грузины, украинцы, русские? Другие русские, четко отделившие себя от нас и мстящие нам за наше же непонимание. Это было сюрреалистично: будто из-под кожи сто лет живших по соседству с нами и среди нас людей вылезли невиданные инопланетные твари.