Пастушья корона - Терри Пратчетт

— Ты многое можешь, джиггат, но никто не может успеть всё.

— Да, — подтвердила мама. — И дома тебя всегда ждёт застеленная постель. Мы знаем, ты делаешь людям много добра, и мы гордимся тобой, когда ты мчишься по небу, чтобы помочь кому-то. Но ты не можешь успеть всё и помочь всем! Побудь сегодня вечером дома. Пожалуйста.

— Мы всегда рады видеть нашу девочку, но особенно приятно, когда мы успеваем разглядеть её как следует, а не так, чтоб фьють — и нету. — Отец обнял Тиффани за плечи.

Пока они заканчивали ужинать, за столом царило молчание — тёплое, домашнее. Доев, Тиффани встала, чтобы подняться в комнату, с детства служившую ей спальней, но тут мама подошла к буфету. Там, среди бело-голубых кувшинов, которые, как это ни удивительно для фермерской кухни, стояли там только для красоты, дожидался конверт.

— Тебе письмо, Тиффани. От Престона, наверное, — сказала госпожа Болен специальным материнским тоном. В том, как она произнесла имя Престона, прозвучал невысказанный вопрос.

Тиффани взяла письмо и пошла наверх, окутанная любовью и заботой родителей. Вошла в комнату, радостно вслушиваясь в родной скрип половиц, и пристроила пастушью корону на полку, где уже стояли несколько книг, пополнив свою сокровищницу, — и устало переоделась в ночную рубашку. Этим вечером она твёрдо решила забыть о тревогах и немного побыть просто Тиффани Болен, а не Тиффани Болен — Ведьмой Меловых холмов.

Потом, пока света ещё хватало, она прочла письмо Престона, и волна тихого счастья затопила её, заставив даже усталость ненадолго отступить. Письмо было чудесное. И столько новых слов! На этот раз Престон писал о том, как правильно брать скальпель — какое звонкое, холодное слово! — и как он накладывал швы, используя вместо ниток новый материал под названием «кетгут». «Кетгут», — повторила про себя Тиффани. Мягкое слово, пришёптывающее, совсем не такое гладкое и блестящее, как «скальпель», оно звучало почти целительно. А Тиффани так хотелось бы исцелить себя — унять боль от ухода матушки Ветровоск, снять напряжение от тщетных попыток всё успеть, всем угодить…

Она прочла письмо медленно, не пропуская ни единого слова, а потом перечитала ещё раз, сложила и убрала в деревянную шкатулку, где хранила все письма Престона и прекрасный золотой кулон в виде зайчихи, его подарок. Заклеивать конверт смысла не было — от Фиглей ничего не утаишь, они только перепачкают всё улиточьей слизью, старательно запечатывая вскрытые ими конверты.

А потом она уснула в комнате, где выросла, и кошечка Эй лежала подле неё.

Тиффани снова была ребёнком, окружённым любовью родителей.

Но при этом оставалась девушкой, которая получает письма от своего молодого человека.

И ведьмой. Ведьмой с очень… необычной кошкой.

А родители тем временем, лёжа в постели, говорили о своей дочери…

— Я нашей девочкой просто горжусь, — начал Джо Болен.

— И повитуха она прекрасная, — подхватила его жена и с грустью добавила: — Вот только уж и не знаю, будут ли у неё когда-нибудь собственные дети. Знаешь, она никогда ничего не рассказывает про Престона, а спрашивать как-то не хочется. С её сёстрами всё было по-другому. — Она вздохнула. — Но жизнь в последнее время вообще меняется. Вот и Винворт сегодня…

— Ой, да не переживай ты о нём, — отмахнулся Джо. — Все ребята в его возрасте пытаются гнуть свою линию. Он, конечно, пошумит, погрозится да потопает ногами, но когда нас не станет, он будет здесь, чтобы заботиться о земле Боленов. Земля — такая штука, которая всё перевесит. А железную дорогу-то уж точно.

— Но Тиффани — другое дело, — сказала госпожа Болен. — Не знаю, что она там себе думает, только надеюсь, что они с Престоном когда-нибудь осядут в наших краях. Он врач, она — ведьма, чего ж им не быть вместе, верно? Тогда и у Тиффани родятся детишки, как у Ханны и Фастидии.

Оба некоторое время молчали, погрузившись в мысли о старших дочерях и своих внуках. Джо вздохнул:

— Тиффани не такая, как её сестры, милая. Думаю, она и дальше своей бабки пойти может.

Он задул свечи, и они уснули, думая о своей Тиффани, жаворонке среди воробьёв.

Размеренно шагая по дороге, ведущей в Ланкр, — Мефистофель с тележкой трусил рядом, ласточки носились над головой, — Джеффри вдруг почувствовал, как далеко остался дом, где он вырос. Они были в пути всего неделю или около того, но, забравшись в предгорья Овцепиков, он наконец понял, что география в жизни серьёзно отличается от географии в книгах учителя Виггала. Здесь, в Ланкре и окрестных деревушках, географии было куда больше, чем во всех атласах, вместе взятых.

К концу долгого дня пути усталые, но довольные Джеффри и Мефистофель добрались до деревенской пивной под названием «Звезда». Вывеска обещала превосходный эль и вкусную еду. Вот и посмотрим, такой ли уж он превосходный, подумал Джеффри. Он распряг Мефистофеля и вошёл в пивную; козлик привычно потрусил за ним.

Внутри оказалось полно посетителей — простых тружеников, которые, закончив трудиться, зашли пропустить кружку-другую перед ужином. Воздух был довольно спёртый, сдобренный неповторимым ароматом сельскохозяйственной подмышки. Завсегдатаи привыкли, что некоторые берут с собой в пивную собак, но весьма удивились, увидев паренька в добротной, хоть и запылённой одежде, который привёл козла.

— Эй, к нам тут только с собаками можно, — сказал тощий бармен за стойкой.

Все взгляды обратились на Мефистофеля. Джеффри вежливо возразил:

— Мой козёл чище и умнее любой собаки. Он умеет считать до двадцати, а справлять свои дела выйдет на улицу. Кстати, сэр, если вы покажете нам, где здесь уборная, он туда и направится, когда надо будет.

Один из посетителей, похоже, решил, что над ними подшучивают.

— Ты что, думаешь, раз мы простые деревенские работяги, то ничего в жизни не понимаем? Даже моя кружка знает — не может козёл уметь такие штуки!

— Что ж, вашей кружке, конечно, виднее, сэр, — с невинным видом ответил Джеффри.

Все засмеялись. Теперь взгляды были прикованы уже к Джеффри. Он повернулся к козлику:

— Мефистофель, сколько человек в этой комнате?

Мефистофель надменно оглядел посетителей у стойки поверх носа (а нос у него был такой, что любая чопорная вдовушка обзавидуется) и стал аккуратно постукивать копытцем об пол. В пивной воцарилась тишина.

Мефистофель ударил копытцем восемь раз и замер.

— А ведь не ошибся! — заявил бармен.

— Я такое уже видел, — вмешался кто-то из любителей пива. — К нам как-то прикатили всякие канатоходцы, клоуны, безрукие уродцы и странствующие доктора[22]. Балаган это называлось. Так у них была лошадь, которая якобы тоже умела считать. А это оказалось сплошное надувательство.