По дороге в вечность - Дж. А. Редмирски

Эйдан, ничуть не смущенный атакой, продолжает улыбаться.

Кэмрин тоже. Я наслаждаюсь ее улыбкой. Ради таких минут нам стоило ехать в Чикаго.

– Два братца вместе – жуткое зрелище, – говорит Мишель.

– Ты нам не уступаешь, раз вышла замуж за такого придурка, – замечаю я.

– Верно, – поддакивает Эйдан. – Радуйся, что с нами нет Эшера. Он не такой уж невинный, каким тебе кажется.

Сущая правда. Наш младший паршивец, если на него найдет, бывает просто невыносимым.

Мишель спрыгивает с дивана и начинает собирать грязные тарелки. Кэмрин тоже встает.

– Я уже давно вошла в семейство Пэрриш и потому знаю, о чем говорю, – заявляет Мишель, обращаясь к Кэмрин. – Можешь мне верить.

Мишель собирает тарелки, а Кэмрин – пустые бутылки и грязные салфетки.

– Кэмрин, ты что притихла? – спрашивает Эйдан. – Хоть ты пока и не вышла за моего брата, но все к этому движется. А значит, и ты из той же породы, что мы. – Он поднимает недопитую бутылку, чокается с воздухом и, хитро улыбаясь, лакает пиво.

Чудесный у меня братец. Если бы не его отталкивающая внешность, я бы расцеловал его за такие слова. Меньше всего мне хочется, чтобы Кэмрин ощущала себя среди нас чужой.

– Думаю, вам повезло, что вы пока ничего не знаете обо мне! – восклицает Кэмрин.

Она усмехается, позвякивая пустыми бутылками.

– Пока, – говорит Эйдан, делая упор на этом слове. – Думаю, тебя ждет множество малоприятных открытий и тебе не терпится их совершить. Я угадал?

Кэмрин морщит свой бесподобный носик и уносит бутылки на кухню.

– Я по-настоящему рада, что вы с Эйданом нас пригласили, – говорю я, переправляя пустые бутылки в мусорное ведро.

Мишель ополаскивает тарелки под струей воды, затем ставит их в посудомоечную машину.

– Это ведь так просто, – улыбается она. – По правде говоря, захотелось общества других людей. А то иногда здесь возникает напряженка.

Последняя тарелка встает в ячейку посудомоечной машины. Я останавливаюсь возле кухонного стола. Может, слова Мишель – это скрытое приглашение задавать вопросы? Я не уверена до конца, но мне рядом с нею комфортно, и я решаюсь попробовать.

– Ты сильно выкладываешься на работе?

Под этим вопросом таится другой. На самом деле я хочу спросить: «У вас с Эйданом все нормально?» Я помню слова Марны о трудностях их брака. Наверное, я все-таки лезу не в свое дело. Я не настолько хорошо знаю Мишель, чтобы задавать такие вопросы. Да и первый вечер – неподходящее время. Слишком рано.

– Нет. – Мишель тепло улыбается и включает посудомойку. – Работа в клинике – это своеобразная разгрузка.

Молчу и внимательно слушаю.

– А вот Эйдан в баре здорово выкладывается, – продолжает Мишель. – И не то чтобы необходимость была. Нет. У него полно работников, которые должны всем этим заниматься. Но он пропадает там чуть ли не сутками и сам делает то, за что платит другим.

– Почему? – спрашиваю я, с любопытством глядя на Мишель.

Она выключает посудомоечную машину. Кухня отделяется от гостиной небольшим коридорчиком. Дверей нет. Сквозь арку виден диван, где сидят оба брата, попивают пиво и громко хохочут. Оттуда несутся возгласы, самый приличный из которых: «Да не загибай, братишка!» Бросив взгляд в ту сторону, Мишель поворачивается ко мне и, понизив голос, говорит:

– Он недоволен мной.

Я не верю своим ушам и пока молчу, думая, что она еще не закончила. Но Мишель тоже молчит. Это начинает меня тяготить.

– Не стоило мне заговаривать об этом, – вдруг произносит она. – Особенно зная, что вам с Эндрю пришлось пережить. Пожалуйста, извини.

– Не надо извиняться, – поспешно говорю я, стараясь ее успокоить. – Я тебя внимательно слушаю.

Мишель затронула мою больную тему, но меня ее слова почему-то не задевают, как задевали в устах Натали и других. Возможно, дело в том, что она не пытается ничего выспрашивать или жалеть меня. Сейчас разговор вообще не обо мне, а о Мишель, и я готова хотя бы выслушать ее. Это мой единственный способ ей помочь.

Мишель снова бросает взгляд в сторону гостиной, потом вздыхает.

– Эйдан хочет детей, – говорит она. Я чувствую, как внутри меня все сжимается, но вида не подаю. – Я тоже хочу, но не сейчас. Позже.

– Понимаю, – киваю я и пытаюсь внести долю юмора. – Хорошо, что это никак не связано с вашими отношениями или с тем, что он вдруг стал варить в подвале дома «кайфовые» смеси.

Мишель негромко смеется и вешает полотенце на штангу.

– Ты права. – Ее карие глаза тоже улыбаются. – Нет, по части смесей я могу быть спокойна. Я просила его дать мне еще года три. Я ведь и так постоянно окружена детьми. Я люблю их, а иначе в педиатрии нечего делать. Но одно дело, когда ты возишься с ребенком у себя в кабинете и знаешь, что его потом уведут или унесут, и совсем другое – растить своего. Это совершенно иной уровень ответственности. А воображение Эйдана не идет дальше Лиги юниоров, выездов на природу и так далее. Надеюсь, ты понимаешь, о чем я.

– Да, – деликатно смеюсь я.

Крошечная часть моего сознания задается вопросом: зачем Мишель мне это рассказывает? Может, хочет утешить? Дескать, растить ребенка непросто, и ты должна морально созреть для материнства. Может, и так. А возможно, я это придумываю, а она просто хотела поделиться своими бедами. Ей действительно тяжело. Пока мы гостим, они с Эйданом будут «держать фасад», но после нашего отъезда все вернется на круги своя.

– Как у Эндрю с сеансами физиотерапии? – спрашивает Мишель.

Атмосфера в кухне сразу же меняется. Нам обеим становится легче дышать. Мы радуемся, что щекотливые темы остались позади.

– Поначалу у него была мышечная слабость, но он быстро окреп. Практически перестал ходить на сеансы.

– Что ж, приятно слышать. – Мишель кивает, выдвигает стул и садится.

Возникает пауза. Мы обе не знаем, о чем говорить. Нас выручают Эйдан и Эндрю, которые вваливаются на кухню. Эйдан направляется прямо к холодильнику, а Эндрю усаживается своим тяжелым задом мне на колени.

– Эндрю! – Я хныкаю и смеюсь, пытаясь столкнуть его с колен. – Похудей на несколько фунтов. Ты меня вот-вот раздавишь!

Он не слезает, а поворачивается ко мне и целует в переносицу.

– Слезь! Слышишь?! – воплю я, и он наконец слезает. – У тебя такой костистый зад.

Я энергично тру затекшие ляжки. Разумеется, его зад никак не назовешь костистым, но выражение его лица стоит этой драматичной лжи.

– Как маленькие, – говорит нам Мишель.

Она уже возле раковины. Я даже не заметила, когда она успела встать.