Дневники вампира: Возвращение. Тьма наступает - Лиза Джейн Смит

Сзади к его шее что-то прикоснулось. Он подскочил, а потом оцепенел. Прикосновение не было ни теплым, ни холодным – как ноготь девушки.

– Черт тебя дери, Мередит…

– Мэтт…

Мэтту самому было досадно из-за того, что он подпрыгнул. Однако то, что прикоснулось к нему, его немного… оцарапало.

– Мередит? – Мэтт медленно убрал руки, пока не увидел отражение в стекле. Мередит к нему не прикасалась.

– Мэтт… не поворачивай голову… влево. Там длинный острый обломок, – обычно голос Мередит, холодный и чуть-чуть отстраненный, вызывал у Мэтта ассоциации с картинкой на календаре – голубое озеро, окруженное снегом. Сейчас же голос был приглушенным и сдавленным.

– Мередит! – вскрикнула Бонни до того, как Мэтт успел ответить. Голос Бонни звучал так, словно она говорила, накрывшись пуховым одеялом.

– Ничего страшного. Мне надо только… отодвинуть его, – сказала Мередит. – Не бойся, я тебя не отпускаю.

Мэтт почувствовал другой, более острый укол обломка. Что-то осторожно прикоснулось к его шее с правой стороны.

– Бонни, прекрати! Ты затягиваешь дерево вовнутрь! Ты тащишь его на Мередит и на меня!

– Мэтт, закрой рот!

Мэтт умолк. Его сердце бешено стучало. Больше всего на свете ему не хотелось заводить руку за спину. Но это же глупо, подумал он: ведь, если Бонни действительно затаскивает дерево вовнутрь, я по крайней мере смогу ей помешать.

Вздрогнув, Мэтт завел руку за спину. Чтобы хоть чуть-чуть видеть, что он делает, он смотрел на свое отражение в боковом стекле. Пальцы сомкнулись вокруг толстого узла, состоящего из коры и обломков.

«Когда я видел эту ветку, нацелившуюся мне в горло, я не припомню, чтобы там было утолщение», – подумал он.

– Получилось, – раздался приглушенный голос, и послышался щелчок расстегиваемого ремня. Потом этот голос сказал, сильно задрожав: – Мередит. У меня иголки по всей спине.

– Подожди, Бонни. Мэтт, – Мередит говорила с усилием, но очень спокойно, с теми интонациями, с которыми они все говорили с Еленой. – Мэтт, теперь тебе надо открыть дверь со своей стороны.

Бонни говорила с ужасом:

– И не просто иголки. Тут веточки. Они как колючая проволока. Я… не могу пошевелиться…

– Мэтт, открывай дверь, не тяни!

– Не могу!

Тишина.

– Мэтт!

Мэтт напрягся, он упирался ногами, теперь уже обе его руки схватились за чешуйчатую кору. Он отталкивался изо всех сил.

– Мэтт! – Мередит почти кричала. – Оно впивается мне в горло!

– Дверь не открывается! С этой стороны тоже дерево!

– Какое там может быть дерево? Мы стоим на дороге!

– А как может быть, что дерево растет в машине?

Снова тишина. Мэтт чувствовал, как обломки – расщепленные ветки дерева – впиваются ему в шею еще глубже. Если он не сделает что-нибудь в ближайшие секунды, то не сделает уже ничего и никогда.

Елена купалась в лучах безмятежного счастья. Теперь была ее очередь.

Стефан взял острый деревянный нож для разрезания конвертов и сделал надрез. Елена не могла видеть, как он орудует этим инструментом, которым легче всего разрезать кожу вампира, – она зажмурилась и открыла глаза только тогда, когда из маленькой раны на шее уже сочилась красная кровь.

– Тебе не потребуется брать слишком много – и не надо брать слишком много, – прошептал Стефан, и она поняла: он напоминает об этом, пока еще есть возможность. – Я не слишком крепко тебя сжал? Тебе не больно?

Он всегда был таким заботливым. Теперь она сама поцеловала его.

Она знала, что ему самому это кажется странным: ее поцелуя он хотел больше, чем того, чтобы она взяла его кровь. Она засмеялась и толкнула Стефана в грудь, а когда он упал, нависла над ним, глядя на рану. Она знала: он думает, что она опять будет его дразнить, – но вместо этого она крепко, как пиявка, впилась в рану и стала сосать его кровь сильно, сильно, пока он мысленно не запросил пощады. Это ее не удовлетворило, и она не отпускала его, пока он не попросил пощады вслух.

В тускло освещенной машине Мэтту и Мередит эта мысль пришла в голову одновременно. Мередит успела быстрее, но сказали они практически одновременно.

– Я идиотка! Мэтт, как откидывается это сиденье?

– Бонни, тебе надо сделать так, чтобы ее сиденье откинулось назад! Там есть маленький рычажок, найди его и потяни наверх!

Голос Бонни стал прерывистым:

– Мои руки… оно тычется в мои руки…

– Бонни, – жестко сказала Мередит, – я знаю, что у тебя все получится. Мэтт, этот рычажок… он прямо под передним сиденьем… или…

– Да, с краю. Немножечко наискосок от тебя, – больше Мэтт ничего не смог выговорить: у него перехватило дух. Вцепившись в ветку, он чувствовал: ослабь он руки хоть на секунду, дерево вопьется ему в шею еще сильнее.

«Других вариантов у нас нет», – подумал он, набрал полные легкие воздуха и уперся в дерево, услышав, как вскрикнула Мередит, и повернулся. Зазубренные сучки, как тонкие деревянные ножи, царапали ему шею, ухо, кожу головы. Теперь давление на заднюю часть шеи ослабло, но он был потрясен, увидев, как разрослось дерево в машине. На коленях у него было полным-полно веток; хвоя заполнила все пространство.

Неудивительно, что Мередит так перепугана, смутно подумал он. Она была практически погребена под тяжестью веток; одной рукой она боролась с чем-то у самого ее горла, но она его видела.

– Давай, Мэтт… свое сиденье! Живо! Бонни, я знаю, что у тебя получится!

Мэтт протиснулся рукой сквозь хитросплетение веток и схватился за рычаг, который должен был опустить спинку его кресла. Рычаг не шелохнулся. Он весь был опутан тонкими крепкими побегами, упругими и прочными. Мэтт принялся яростно крутить и рвать их.

Спинка откинулась. Мэтт поднырнул под огромную ветку – если ее по-прежнему имело смысл так называть, потому что теперь в машине было множество других таких же. Едва он протянул руку, чтобы помочь Мередит, как спинка ее кресла тоже резко откинулась.

Она упала вместе с ней, подальше от хвои, задыхаясь. Секунду она лежала не шевелясь. Потом торопливо переползла на заднее сиденье, таща за собой фигуру, облепленную хвоей. Она заговорила, и ее голос стал хриплым и медленным.

– Мэтт. Слава Богу, что… у тебя не машина… а игрушка-головоломка, – она лягнула спинку переднего сиденья, и та вернулась в исходное положение. Мэтт сделал то же самое.

– Бонни, – плохо соображая что к чему, сказал Мэтт.

Бонни не шевелилась. Множество тонких прутьев по-прежнему оплетали ее, запутались в ее рубашке, вцепились в волосы.