Дневники вампира: Возвращение. Тьма наступает - Лиза Джейн Смит

Дамон тяжелее оперся на дерево. Он полетел за машиной из чистого любопытства. Он услышал их разговоры совершенно случайно, но он их услышал – и это чуть-чуть снизило их шансы на спасение.

Он медленно моргнул.

Забавно, что они попали в аварию, когда попытались не переехать какое-то существо, примерно там же, где он чуть не разбил свой «феррари», как раз таки пытаясь его переехать. Обидно, что он не смог разглядеть, что за существо перебежало им дорогу, – но деревья были слишком уж толстыми.

Рыжая пташка снова заплакала.

Ага – а теперь ты хочешь перемен в жизни, маленькая ведьма. Давай, соберись с мыслями. Просить надо вежливо.

Ну а потом, естественно, я буду решать, в какую сторону менять твою жизнь.

Бонни не смогла вспомнить ни одной более сложной молитвы, поэтому она, как усталый ребенок, стала произносить старую: «Молю Бога забрать мою душу». Она израсходовала всю энергию на Зов о помощи и не получила никакого ответа – единственным ответом был какой-то шум. Теперь ей страшно хотелось спать. Боль ушла, и она чувствовала лишь изнеможение. Мешало одно – ей было холодно. Но и эта проблема решаема. Надо просто закутаться в одеяло, теплое уютное одеяло, и она тут же согреется. Она точно это знала, хотя и не понимала, почему.

Единственное, что удерживало ее, – это мысли о маме. Если Бонни перестанет сопротивляться, мама огорчится. Это вторая вещь, которую она знала, сама не понимая, откуда. Если бы она могла всего лишь отправить маме весточку, объяснить, что сопротивлялась изо всех сил, но теперь ей холодно, она изнемогла и больше не может бороться. И что она знает, что умирает, но ей совсем не больно, поэтому маме не из-за чего плакать. А в следующий раз она учтет предыдущие ошибки, честное слово… в следующий раз…

Дамон хотел, чтобы его появление было эффектным – его ботинки ударили в машину одновременно с блеснувшей на небе молнией. При этом он еще раз ударил Силой, как хлыстом, – на этот раз по деревьям, марионеткам в руках невидимого хозяина. Удар получился таким сильным, что издалека, от самого общежития, его почувствовал пораженный Стефан. А деревья… растворились во мраке. Стоя на капоте, Дамон удивился: деревья просто вскрыли машину, как огромную банку сардин. Облегчили ему работу.

Он переключил внимание на человеческое существо Бонни, ту самую, с кудряшками, которая, если по-честному, сейчас должна была обнять его ноги и выдохнуть: «Благодарю тебя!»

Ничего такого Бонни не сделала. Она просто лежала, как перед этим лежала в мертвой хватке деревьев. Обозлившись, Дамон нагнулся, собираясь схватить ее за руку, но тут у него самого по коже забегали мурашки. Он ощутил это еще до того, как дотронулся, унюхал еще раньше, чем успел испачкать пальцы. Сотни маленьких уколов, как от булавок, и из каждого сочилась кровь. Это постарались иглы деревьев – они выкачивали из нее кровь, или нет… нет, они накачали ее какой-то смолистой жидкостью. Что-то вроде транквилизатора, чтобы она вела себя смирно, пока дерево не перейдет к следующему этапу – перевариванию своей добычи. Как он выглядит, Дамон не знал, но, судя по манерам этого существа, зрелище должно быть малоприятным. Скорее всего, в Бонни впрыснули что-то вроде желудочного сока.

А может, это просто какое-то средство вроде антифриза для машины, подумал он, когда испытал еще одно нехорошее чувство, ощутив, какая она холодная. Ее запястье было ледяным. Он бросил взгляд на двух других людей – брюнетку с раздражающими умными глазами и парня-блондина, который все время хотел с ним подраться. Им, кажется, тоже не повезло. Но спасти он собирался первую. Потому что это была его прихоть. Потому что она так жалобно просила о помощи. Потому что эти существа, малахи, хотели сделать так, чтобы он наблюдал за ее смертью вполглаза, и для этого загрузили его сознание роскошными мечтаниями. Малахи – так называли всех созданий темноты, сестер и братьев ночи. Однако сейчас Дамону казалось, что и в самом этом слове есть что-то злое, что это звук, который надо выплевывать или шипеть.

Дамон совершенно не собирался допустить, чтобы победили они. Он легко, как пушинку одуванчика, поднял Бонни и перебросил через плечо. Потом оттолкнулся от машины и полетел. Он в первый раз летел, не меняя облика, и это было трудно. Дамон любил трудности.

Он собирался доставить ее к ближайшему источнику теплой воды – то есть к общежитию. Беспокоить Стефана незачем – в этом скворечнике, уже начавшем свой неторопливый путь к превращению в виргинскую грязь, найдется полдюжины свободных комнат. Если Стефан не чрезмерно любопытен, он не станет совать нос в соседские ванные комнаты.

Оказалось, что Стефан не только любопытен, но и очень быстр. Они едва не столкнулись: Дамон со своей ношей огибал угол и увидел Стефана, который выезжал на машине по темной дорожке. Елена летела по воздуху, как и Дамон, болтаясь, словно воздушный шарик.

Первые реплики, которыми обменялись братья, не были ни глубокомысленными, ни остроумными.

– Какого черта ты тут делаешь? – заорал Стефан.

– Какого черта ты тут делаешь? – крикнул в ответ Дамон. Вернее, начал кричать, но умолк, потому что почувствовал, что в Стефане произошли какие-то колоссальные перемены. И что Елена теперь стала громадной Силой. Несмотря на свой шок, уголком сознания он немедленно начал анализировать ситуацию и пытаться понять, как Стефан ухитрился превратиться из полного нуля в… в…

Беда. Остается делать хорошую мину при плохой игре.

– Я почувствовал какую-то драку, – сказал Стефан. – А с каких пор ты играешь в Питера Пэна?

– Тебе повезло, что ты не участвовал в этой драке. А летаю я потому, что у меня есть Сила, мальчик.

Это была исключительно бравада, правда, вполне корректная: давным-давно, когда они родились, младших родственников было принято называть ragazzo, то есть «мальчик».

Впрочем, сейчас это было неуместно. И уголок его сознания, который не поддался шоку, продолжал анализировать. Дамон мог сделать с аурой Стефана что угодно – видеть, почувствовать, – но он не мог до нее дотронуться. И она была… невероятной. Если бы Дамон не был совсем близко, если бы не видел этого собственными глазами, он ни за что не поверил бы, что у кого-то может быть так много Силы.

И все же даже в этой ситуации способность Дамона к холодному логичному суждению осталась при нем. Поэтому он понимал, что его собственная Сила – даже теперь, после того как он опьянел от смешения женских кровей, выпитых за последние дни, – его Сила не шла ни в какое сравнение с Силой Стефана. И та же способность рассуждать холодно и логично сказала ему, что Стефан именно из-за этого и поднялся с постели, и что у него не хватило времени – или не хватило ума – скрыть свою ауру.

– Ого. Посмотри на себя, – сказал Дамон, собрав весь сарказм, на который был способен (оказалось, что его довольно много). – Это что, нимб? Стоило мне отвернуться, и тебя уже причислили к лику святых? Я разговариваю со святым Стефаном?