Жизнь русского обывателя. От дворца до острога - Леонид Беловинский

Но настоящим золотым дном была служба в провиантском и комиссариатском департаментах Военного министерства, снабжавших армию провиантом, денежным и вещевым довольствием. О комиссариатских крысах не писал только ленивый. Ф. Ф. Торнау объяснял значение этих военных чиновников так: «В те времена, о которых я вспоминаю, в обширных сферах русского чиновничьего мира комиссионер провиантского или комиссариатского ведомства занимал место привилегированного существа, истинного баловня счастья, перед которым прочие чиновники, папеньки взрослых дочерей, низко кланялись, маменьки умильно улыбались, а барышни стыдливо опускали ресницы, выразительно перебирая пальцами оборку платья или комкая носовой платочек. Говорю о барышнях, приобретших уже некоторую долю опытности в оценке жизненных благ, то есть перестрадавших первый период сердечного влечения к идеалам в красных, бирюзовых, зеленых и иного цвета гусарских доломанах, и понявших, наконец, какая бездна отрады гнездится в глубине туго набитого кармана, какой бы мундир его не прикрывал. Комиссионер был тогда не то, что ныне, обыкновенный служащий; для его деятельности раскрывался в то время необозримо широкий горизонт, на склоне которого фортуна рисовала ему розовыми чертами не только чины, ордена и прочие награды, но и очерки домов, фабрик, с придачей сотен и тысяч ревизских душ. О ломбардных билетах нечего и говорить, они сами собой, без всякого труда, укладывались к нему в бумажник» (179; 164–165).

Чиновник Лесного ведомства, действительный статский советник

Не вела Россия войн, во время и после которых общество не наполнено было бы негодованием против интендантов. В походе 1806 г. в Пруссию «злоупотребления по этой части были тогда ужасные. Войско продовольствовалось, как могло, на счет жителей, и мы ни разу не видели казенного фуража, а между тем миллионы издерживались казною!.. Господа комиссионеры, находившиеся при армии… жили роскошно, разъезжали в богатых экипажах, возили за собой любовниц, проигрывали десятки и сотни тысяч рублей, и мотали напропалую, – вспоминал Ф. В. Булгарин. – Я знал одного из этих комиссионеров, который ставил по тысяче червонцев на карту, дарил красавицам по сто червонцев, не пил ничего, кроме шампанского, и не носил другого белья, кроме батистового…» (23; 300).

С повышением в чинах имел место и быстрый рост жалованья: между младшими служащими и верхушкой бюрократии разница в окладах была в десятки раз. Губернатор получал несколько тысяч в год только жалованья по штату, дополнявшегося персональными надбавками, деньгами, казенной квартирой с бесплатным отоплением и освещением; к тому же некоторая часть высшей бюрократии имела личные доходы от имений, домов или из иных источников. Однако высокие оклады и прочие легальные доходы не гарантировали честности чиновников. «Брали» и воровали и наверху, причем, разумеется, уже брали не двугривенными и полтинниками: размер взяток и воровства соответствовал уровню должности. В Орле ходила по рукам рукописная сатира на губернатора В. И. Сафоновича, якобы попавшего в ад: «Скажи мне, мой сосед, / За что сюда попал? / Да ни за что, мой друг! / Я только взятки брал. / А много раз случалось? / Не припомню, право, я. / Они все шли ко мне / Из рук секретаря. / С кого же брал ты деньги на земле? / Да как с кого, мой друг! / Ах, тошно, тошно мне. / С подрядчиков, купцов, / С трактиров, погребов, / Со всех мастеровых, харчевен, мясников…». В конце 40-х гг. Николай I приказал жандармам исследовать, кто из губернаторов не берет взяток вообще, даже с откупщиков. По справке таковых из более чем пятидесяти оказалось всего двое: киевский И. И. Фундуклей и ковенский А. А. Радищев (между прочим, сын известного революционного просветители и бывший жандармский полковник). Император меланхолически заметил: «Что не берет взяток Фундуклей – это понятно, потому что он очень богат, ну, а если не берет их Радищев, значит он чересчур уж (курсив наш. – Л. Б.) честен».

Знаменитый пензенский губернатор А. А. Панчулидзев, с надбавками получавший 8632 руб. (обычный губернаторский годовой оклад со столовыми составлял 3432 руб.), прославился не только феноменальными взятками, но грабежом (в буквальном смысле слова). В начале 40-х гг. чембарский откупщик как-то позамешкался с доставкой «положенного» и был потребован в Пензу. Опасаясь ехать сам, он послал своего сына с 1000 руб. и с извинением, что в настоящее время денег нет, но что оставшаяся тысяча будет доставлена в непродолжительном времени. Панчулидзев бросился на парня, опрокинув его на пол, и сам выхватил у него из кармана бумажник, забрав оттуда все деньги. Никаких последствий для грабителя от этого не было. Но, разумеется, не все Панчулидзев проделывал своими руками. Для особо деликатных дел у пензенского сатрапа был некий советник губернского правления. Однажды в Саранске был убит сиделец суконной лавки. По этому поводу этот советник засадил в острог десятки татар не только Пензенской, но и соседней Тамбовской губернии, и выпускал их по мере внесения ими тысячи, а то и двух, сообразно состоянию.

Военный чиновник, статский советник

Что же касается винных откупщиков, то взятка, или точнее «подарок», от них считалась столь нормальным и даже необходимым явлением, что отвергнувшего ее губернатора, пожалуй, заподозрили бы в вольнодумстве. Кое-где откупщики были обложены настоящей регулярной данью. Так, архангельский гражданский губернатор В. Ф. Фрибес, по словам мемуариста, «взяточником… не был, а получал у откупщика ежегодный подарок (тысячи три или четыре тысячи серебром). Тогда большая часть губернаторов в России брала с откупщиков деньги». Тот же Панчулидзев с 12 бывших в губернии откупщиков получал по 2 тыс. ежегодно, то есть 24 тыс. руб. в год. О нижегородском губернаторе князе М. А. Урусове ходил такой анекдот. При вступлении его в должность винный откупщик Евреинов, представляясь губернатору, якобы сказал: «Ваше превосходительство, наше положение вам известно: губернатору рубль с ведра вина и об этом никому ни слова…». На это Урусов спокойно ответствовал: «Знаете что, дайте мне по два рубля с ведра и… рассказывайте об этом кому угодно».

Сенатор М. Б. Веселовский писал: «Откупщик вернее, чем табеля о рангах или штатное положение, определял удельный вес каждого должностного лица. Тот, кому откупщик платил много, высоко стоял в служебной иерархии, кому платил мало – стоял низко, кому вовсе не платил, представлялся мелкой сошкой. Размеры платежей определяли значение губернских деятелей в глазах высшего начальства. Получающий с откупщика более, мог послать более щедрую дань в Петербург и, следовательно, скорее заслужить благосклонность в высших сферах» (Цит. по: 116; 32).

Отношение к воровству и взяткам у «государева ока», каковым являлись губернаторы, было по-домашнему простым. Нижегородский Анненков сам вроде бы не «брал», или, по крайней мере, не выделялся на общем фоне, но покровительствовал нескольким недобросовестным подрядчикам, а когда однажды министр финансов заметил ему: «Как вам не стыдно просить за заведомых мерзавцев?», Анненков ответил: «Мы все мерзавцы, ваше высокопревосходительство». Надо полагать, знал, что говорил. А вот сменивший в 1856 г. Анненкова А. Н. Муравьев, бывший декабрист, отделавшийся ссылкой в Сибирь на шесть лет без лишения чинов и сыгравший видную роль при начале Крестьянской реформы, сам был честен, но по слабохарактерности оказался под влиянием многочисленных родственников, устроенных им на различные должности. Особенно активной была его племянница, фрейлина Голынская, о которой в местном эпосе «Муравиада» были такие стишки: «Берется протежировать / Дворцовых отставных / И любит дирижировать / Местами становых. / Просители являются / К ней с заднего крыльца. / Делишки тут решаются / Без главного лица» (163; 442–446).