Шотландская сказка - Энн Вулф

— Прекрасно, — просияла Дженнет, с трудом скрывая волнение, — давайте их мне. Я передам хозяевам.

— Да, но… — неожиданно заколебался почтальон. — Как быть с этим? — Он вытащил одно из трех писем и показал его Дженнет. — Здесь написано: «Лично в руки».

— Да, верно. — Служанка взглянула на письмо. Именно оно было адресовано Свонн. Сердце Дженнет бешено заколотилось. Ей во что бы то ни стало нужно отвоевать письмо у почтальона, чтобы Уллин до него не добрался. — Все верно. Это как раз письмо Свонн. Только хозяйка… Ей… э-э… нездоровится… Не хочется ее беспокоить. А хозяин сейчас занят, — храбро лгала Дженнет. — Вы меня знаете столько лет, Дже-ейкоб, — игриво протянула она. — Неужели я не отдам письмо «лично в руки»?

Старина Джейкоб, ровесник Дженнет, тут же растаял. Ему нравилась эта бойкая толстушка с озорными глазами. Чего не сделаешь для женщин — особенно для тех, которые тебе симпатичны? А это было самым меньшим, что он мог сделать для Дженнет. Правда, почтальон сердцем чувствовал — что-то здесь не так. Слишком уж мисс Свидлхэм рвется заполучить эти письма… Немного помявшись, Джейкоб все же протянул служанке письма.

— Возьмите, Дженнет. Конечно же, я вам верю. Да и как можно не верить таким восхитительным глазкам.

Дженнет потупила глаза в притворной стыдливости и подарила Джейкобу одну из своих самых очаровательных улыбок.

— Вы так любезны…

После ухода Джейкоба — а почтальон ушел весьма довольный собой, ибо Дженнет умела убеждать мужчин в том, что они единственные и неповторимые, — служанка еще раз осмотрела письмо, адресованное Свонн. «Лично в руки»… Не иначе, от Патрика, подумала она. Но тогда почему он прислал письмо по почте? Ведь обычно в роли почтальона выступала она, Дженнет. Слишком опасно и неосмотрительно было пользоваться почтой…

— Эй, Дженнет! — послышался за ее спиной знакомый раскатистый голос. Дженнет вздрогнула и повернулась. На пороге дома стоял Уллин Макферн и сверлил ее испытующим взглядом. — Что это ты там притаилась? А ну-ка, иди сюда!

Дженнет попыталась понять, как можно притаиться на каменной дорожке, вокруг которой растет только газонная трава, но это ей не удалось. Предвкушая скорую расплату, она поплелась к хозяину, одновременно совершая за спиной разнообразные фокусы с письмами. Злосчастное письмо никак не хотело пропихнуться в карман, а карман никак не мог дотянуться до письма так, чтобы этого не заметил грозный Уллин. Тогда Дженнет решилась на невероятное. Уже оказавшись перед Уллином, она, мысленно перекрестившись, просунула письмо между ляжек. Однако ляжки ее были скрыты юбкой, поэтому, чтобы удержать письмо в таком положении, Дженнет пришлось изо всех сил стиснуть ноги и стоять в позе оловянного солдатика.

— Что это у тебя за спиной? — поинтересовался Уллин, который, будучи сегодня в отвратительном настроении, подозревал всех в самом худшем.

— Письма, — бледнея, ответила Дженнет.

— Ну!

— Пожалуйста… — Она протянула Уллину два письма, находившихся у нее в руках. В душе она молила Бога об одном: чтобы ей не пришлось бежать, прикрывая свой зад от пуль, как тому парнишке-маляру.

— Больше ничего? — вперил в нее глаза-рентгены Уллин.

— У меня две руки, — ответила Дженнет, сама удивляясь тому, как она может так спокойно дерзить Уллину, когда ее жизнь висит на волоске.

— А голов сколько?

Ну вот, начинается…

— Одна…

— Вот и береги ее, Дженнет. Если узнаю, что ты помогаешь Свонн… В общем, ты меня знаешь.

— Нехорошее вы задумали дело. Ох, нехорошее… — И куда ее сейчас-то несет? — Посадить родную дочь под замок!

К ее великому удивлению, Уллин даже не закричал на нее, а сказал спокойно:

— Не лезь, Дженнет. Хоть ты и была ей вместо матери, все равно не суйся. Я ей отец — я ее и замуж выдам. Пусть все будет, как положено. Не хочу, чтобы моя дочь позорила наших предков. Выйдет за Коннена, и дело с концом. А ты не лезь, иначе и тебе на орехи достанется. Не посмотрю, что на тебе весь дом держится.

Дженнет опустила голову. С ним не поспоришь. А еще это проклятое письмо, из-за которого ей и с места не сдвинуться…

— Что стоишь, потупилась? Куда шла-то?

— В сад, — проблеяла Дженнет, ожидая скорой расправы.

— Вот и иди… в сад, — махнул рукой Уллин. — Про шиповник не забудь.

— За ним и шла…

К огромной радости Дженнет, Уллин направился в дом. Она тут же вытащила письмо из «укромного местечка» и облегченно вздохнула.

— Чего только не вытерпишь… — прошептала она какому-то невидимому собеседнику… — Чего только не услышишь…

Свонн оглядела себя в зеркало. Хороша, нечего сказать… Лицо отекло, глаза подернулись пеленой, которая обычно бывает у людей, прогулявших всю ночь… И ничего удивительного: полночи раздумий, а после этого — кошмарный сон. Достойное завершение вчерашнего дня. Так сказать, заключительный аккорд.

— Ну и ладно, — махнула Свонн рукой на свое отражение. — Все равно смотреть на тебя некому. Мебель вряд ли будет оценивать твое отекшее лицо и круги под глазами…

На душе было гадко — от вчерашнего дня остался жуткий осадок, а сегодняшний добавил к этому осадку кисловатый привкус тревоги и отчаяния. Отчасти это было вызвано сном, который Свонн помнила лишь наполовину. Да и помнила она, скорее, не сон, а атмосферу сна — тревожную, напряженную, давящую. Как будто кто-то всю ночь держал ее в ледяных объятиях, и она до утра не могла из них вырваться.

Сегодня ее с удвоенной силой начали терзать мысли о будущем. Если вчера усталость избавила ее от боли, то сегодня эта боль накатила с новой силой, заставив ныть каждый нерв, каждую клеточку души. Неужели все это происходит с ней? Почему? За что? Чем она заслужила такое несправедливое отношение отца? Она всегда была послушной дочерью, и любой другой отец мог бы ею гордиться. Но только не Уллин. Обычаи предков для него куда важнее, чем чувства единственной дочери…

От завтрака, принесенного Джоном, Свонн отказалась: пусть старый деспот, ее отец, мучается угрызениями совести оттого, что дочь ничего не ест. Конечно, это вряд ли сломает безумца Уллина, но заставит страдать — это уж точно. А Свонн сейчас очень хотела, чтобы он страдал. Так же, как она. Нет, даже сильнее…

Ощущение беспомощности давило на Свонн, подтачивало ее изнутри, как червяк, грызущий спелое яблоко. Еще один день взаперти — и она сойдет с ума. Потеряет над собой контроль и начнет крушить все вокруг. Вот тогда-то старый Уллин узнает, на что способна его дочь. Да только будет поздно.

К полудню, когда надежды Свонн увидеться с Дженнет и передать ей весточку для Патрика почти рухнули, в дверь постучали. Наверное, отец, решила Свонн, пришел насильно запихивать в меня еду. Что за издевательство? Запереть ее в собственной комнате, да еще и стучать, как будто она может позволить или не позволить ему войти! Свонн решила молчать и не реагировать на стук. В конце концов, она точно знала, что через несколько секунд Уллин, не дождавшись ее ответа, сам войдет в комнату. Стук смолк, а затем повторился снова. Когда он раздался в четвертый или в пятый раз, Свонн не выдержала и голосом, трещащим от холода, произнесла: