Суровый век. Рассказы о царе Иване Грозном и его времени - Сергей Петрович Алексеев

Вновь не повезло Лышике. Отличился при штурме Нейшлоса как раз Ефим Зубатый и его «Орёл».

Вновь пришлось раскошеливаться Лышике.

Невезучим оказался Лышика.

Проиграл он, когда брали крепость Нейгаузен.

Проиграл, когда брали Дерпт.

То же случилось и при взятии Мариенбурга.

Неудачлив, видать, Лышика.

Зол он за свою неудачу на Фрола Чулка и Ефима Зубатова. Даже хотел побить.

А вот Ефим Зубатый и Фрол Чулок удачливы. Удачливы и их большие наряды «Орёл» и «Сокол». На поле боя в лучших они всегда, в первых, в везучих. Нет им устали на ратном поле. Нет им равных в пушкарном деле.

Хвалят ратники пушкарей:

– Молодцы! Молодцы! Герои!

Самих называют Орёл и Сокол.

– Сокол, ударь из «Сокола»!

– По-орлиному бей, «Орёл»!

Не играет Лышика теперь в заклад ни на Ефима Зубатого, ни на Фрола Чулка, ни на кого другого. Лишь на победу ставит.

Смеются другие ратники:

– Хоть ты и Лышика, хоть и Пень, а поступаешь верно!

Движутся русские войска вперёд. Победа идёт к победе.

Ливонский город Лудза был одним из самых близких к русской границе. Переехал границу – улицы Лудзы бегут навстречу.

Жила в Лудзе девочка Айна.

Пугали немецкие рыцари и бароны латышей и эстонцев русскими. Называли их московитами. Всякие небыли о них говорили. Даже видом страшили. Мол, медвежьей шерстью они поросли. Мол, волчьи хвосты у каждого.

Стали и родители пугать своих детей московитами. Чуть нашалят, чуть напроказят ребята, чуть не так поступят, как бы хотелось взрослым, так сразу же:

– Вот московит придёт!

– Вот московит тебя заберёт!

Шепчут в страхе потом ребята:

– Медвежьей шерстью они поросли.

– Волчьи хвосты у каждого.

Пугали московитами родители и маленькую Айну.

Произошло это в самом начале Ливонской войны. Прошли русские войска стремительно через Лудзу. Задержался лишь небольшой отряд. Среди тех, кто остался в городе, был русский ратник по имени Пётр, по фамилии Негожа.

Вскоре в доме, в котором жила Айна, случилась беда. Вспыхнул пожар.

То ли в трубе загорелась сажа, то ли на деревянный пол выпал огонь из печки, то ли что-то ещё случилось, только взыграло вдруг в доме пламя. Дом деревянный. Дом двухэтажный. Побежал, как стрела, огонь.

Девочка в доме была одна. В комнате на втором этаже. Почувствовала маленькая Айна дымный запах. Побежала к лестнице. Глянула вниз. Бушует пламя. Отпрянула. Заметалась по комнате. Бросилась к окну. Выглянула. Высоко.

В комнате стоял шкаф. Подбежала к нему Айна. Открыла дверцу. Вот где надёжное место. В шкафу от огня и спряталась.

Заметались по улице люди. Сбежались к дому.

– Пожар!

Кинулся кто за ведром, кто за багром.

Прибежала мать девочки.

– Айна! Айна! – забилась в истерике.

Русский ратник Пётр Негожа как раз в этот момент и оказался рядом с горящим домом. Пылает, ревёт огонь. Рыжей гривой из окон рвётся.

– Айна! Айна! – кричит несчастная женщина. Показывает руками на второй этаж.

Понял Пётр Негожа, в чём дело. Девочка в доме. Быстр на решение русский ратник. Перекрестился. Сказал: «С Богом!» – и бросился в пламя.

Вбежал в дом:

– Айна! Айна!

Взлетел на второй этаж:

– Айна! Айна!

Не откликается девочка.

Бушует кругом огонь. Жаром смертельным дышит. Хотел Негожа возвращаться вниз. Да тут словно что-то его задержало. Привлёк внимание Петра Негожи шкаф. Приоткрыл он дверку. Вот она – девочка. Ни жива ни мертва. Кажется, даже не дышит. Видно, от страха лишилась чувств.

Схватил Айну Негожа. Пробился сквозь огонь. Вынес из горящего дома её на улицу.

– Спас! Спас! – сразу понеслись голоса по улице.

– Кто спас?

– Московит.

– Московит?

– Московит!

Узнали люди, что имя русского ратника Пётр. Обступили его.

– Пётр Московит.

– Спасибо тебе, Московит.

Был он Негожа. Стал Московит. Пётр Московит. Тоже звучит неплохо.

Пришла в себя маленькая Айна. Узнала и она, что спас её русский воин. Смотрит на московита. Гадает: «А где же медвежья шерсть? А где же волчий хвост?»

Ищет глазами. Нет ни хвоста, ни шерсти.

Гадает.

Гадает.

Гадает.

«Видать, от пожара в огне сгорели», – решила Айна.

Московские войска продвигались всё дальше на запад. Вновь были жаркие сражения. Но всё чаще встречались ливонские города и крепости, которые – одни после недолгого боя, другие вовсе без боя – открывали ворота русским.

Сдался без боя и город Га́псаль. (Теперь этот эстонский город называется Ха́апсалу.)

Ратник из новеньких, Плакида Жук, поражался:

– Как так – без боя!

Готовился он к войне, к схватке, к настоящему сражению. Храбрость думал свою испытать. А тут без боя! «К чему бы это? – рассуждает Плакида. – Не иначе как будет хитрость». Уверен он, что, как только войдут они в город, выскочат из разных засад и укрытий ливонские воины и перебьют русских.

Однако когда вошли они в город, никто из засад не выскочил, никто вражды к русским не проявил. Наоборот. Едва расположились воины на отдых, как вдруг приходят к ним от горожан посыльные. Приглашают ратников на ужин.

Поражается Плакида:

– Как так – на ужин!

Понимает Плакида: идёт война. Сила спешит на силу. А тут вдруг нет боя. А тут вдруг – ужин! «Неспроста это, неспроста, – теперь уже полностью уверен Плакида Жук. – Во время еды отраву небось подсунут».

Пришёл он всё же с другими на ужин. Однако весь вечер сидел. Ничего не пил, ничего не ел. Смотрит на других, на тех, кто ел, на тех, кто пил. Поражается Плакида. Никто за живот не хватается. Никто в судорогах не корчится. Никто не умирает.

Прошло ещё немного времени. Вдруг заиграла музыка.

– Никак, пляски затеяли, – всполошился Плакида Жук.