Один из нас - Крейг Дилуи

Теперь Гейнс никогда не узнает, как он это делал. Сердце Тоби отказало, когда он сидел в дисциплинарном кресле.

Впереди ждала куча бумажной волокиты. Может быть, расследование. Затем, вероятнее всего, мягкий выговор – если какой-нибудь доброхот из Бюро не захочет устроить бучу, чтобы сделать себе имя. Строго говоря, им не позволялось применять к детям силу, за исключением случаев, когда те, цитируя буквально, «представляли непосредственную угрозу жизни или здоровью сотрудника».

По всей видимости, Уиллард уже списал происшествие на несчастный случай. Сломал пареньку шею и занес в отчет, что тот упал с лестницы. Никакого вскрытия все равно не предвидится; тело доставили прямиком в крематорий при морге. Если бы Бюро прислало к ним полевого агента, полковник вызвал бы к себе Гейнса и Боуи вместе, чтобы они могли согласовать свои истории.

Гейнсу было глубоко наплевать на дебильного уродца, но и смерти ему он тоже не желал. Тем не менее он был готов подыграть, если надо будет покрывать директора. Не сделать этого означало самому оказаться под ударом. Потерять работу или, еще хуже, самому оказаться подставленным, быть обвиненным в убийстве и провести остаток своих дней в стенах тюрьмы штата в Рейдсвилле.

Открыв задний борт машины, он принялся загружать в кузов свою ораву.

– Давайте забирайтесь. Не торопитесь, я никуда не спешу.

Он выудил ключи из кармана джинсов, завел грузовик, выпростал одну волосатую руку за окошко. Тем временем к нему неторопливо подошел Боуи.

– С утречком, Рэй! – приветствовал его Гейнс.

Тот оперся ладонями о металлический кожух машины и наклонился к нему.

– Так ты вчера сказался больным, э?

– Угу, – буркнул Гейнс.

– Отчего заболел? Не от той самогонки, которую мы приговорили после того, как чудик откинул копыта?

– Может, и от нее.

– Слушай, не делай так больше. Мне пришлось весь день пасти твоих парней, а у меня своя шобла на руках. Мне не платят надбавку за дополнительную работу. Так что за тобой должок.

– Может человек заболеть?

– Может. Он может вообще устать от такой работы.

– О чем ты? – встревожился Гейнс. – Почему ты это сказал?

Боуи наклонился ближе.

– С одним из наших парней приключился несчастный случай, а на следующий день тебя нет на рабочем месте. Это плохо выглядит. От таких вещей старикан начинает сильно беспокоиться.

– Он тебе что-нибудь сказал?

– Ну ты же знаешь полковника. Он много не говорит, но ты всегда понимаешь, что у него на уме.

– М-м, верно, – признал Гейнс. – Как-то я об этом не подумал.

– Может, ты был слишком занят? Боролся со своей совестью?

– Проклятье! Ничего подобного. У меня есть и другие заботы.

– Какие это? – спросил Боуи. – Возможно, я мог бы тебе помочь?

– Такие, которые тебя не касаются.

– Просто не забывай, что мы с тобой в одной лодке, приятель.

Гейнс дернул рычаг передачи.

– Знаешь что, Рэй, шел бы ты куда подальше!

Грузовик рывком стронулся с места, и Боуи отпрыгнул. Гейнс бросил взгляд на окошко во втором этаже: старик стоял, уставившись прямо на него. Живот Гейнса превратился в кисель. Продолжая чувствовать на себе пристальный директорский взгляд, он вылетел со двора, вздымая веер разлетающейся грязи.

– Ох, боже мой! – простонал он.

Конечно, он вчера свалял дурака, когда сказался больным. Стоило бы сообразить, к чему это приведет. Вот точно так же он получил по башке доской, еще когда был совсем щенком, и остался на всю жизнь с кривым глазом. Именно поэтому его бросила жена, оставив в одиночку воспитывать маленького Арчи. Именно поэтому он в итоге оказался в Доме, рядом с бывшими уголовниками и наркоманами. Не потому, что много пил или проигрывал в карты свое жалованье, ничего подобного. Он вечно оказывался в дерьме из-за того, что ему не хватало смекалки вовремя понять, куда ветер дует, и постоять в тихом уголке. Жизнь обходилась с ним круче, чем он того заслуживал.

Он вывернул на Двадцатое окружное и вдавил педаль газа. Древний «шевви» заворчал в ответ. Гейнс не оставлял в покое пыхтящий грузовик до тех пор, пока не добился от него приличной скорости и не проложил безопасное расстояние между собой и пугалом, торчащим в окне второго этажа.

Всего лишь пять минут езды до поворота на ферму. И еще пять – до жилища Элбода.

Он несся как бешеный, понимая, что дальше будет только хуже.

Элбод. То, что было причиной его мнимой болезни.

После того как у Засады отказало сердце, Уиллард тут же отправил их с Боуи по домам. Гейнс вел машину в полнейшем расстройстве. Алкоголь в его крови скисал от мрачных мыслей. «Нет, это ж надо было – взять и прикончить этого маленького засранца! – бушевал он. – На хрена ему понадобилось заходить так далеко?»

Что за бардак! Одно дело – дисциплина, это дело стоящее, иначе чудики совсем отобьются от рук. Но убийство! Гейнс вдруг понял кое-что, о чем знал всегда, но до сих пор не осмеливался даже подумать открыто: старику нравилось этим заниматься. Гейнс ни разу не видел, чтобы тот потел, за исключением моментов, когда он обрабатывал в кресле одного из чудиков. Большие вонючие пятна пота под мышками его рубашки. Единственная лампочка, свисающая с потолка. Абсолютно пустая комната, не считая кресла и стальной раковины.

Беспокойство преследовало его до самого дома, где он протрезвел и принялся думать о Салли Элбод. О том, что возможно, он неправильно оценил ситуацию. Что в данный момент она, может быть, выплакивает свои прелестные глазки на плече у своего папочки. Что, вполне может статься, его песенка уже спета, хотя он об этом еще не знает. Приедет он в следующий раз на ферму, а там Элбод уже встречает его с дробовиком под мышкой, и в обоих стволах по двойному заряду. Вот он пытается как-то отговориться: «Ты же понимаешь, девчушки в ее возрасте, они такие. Они любят устроить людям веселую жизнь. Это святая правда, Реджи! Прямо как в Библии. Для них любое слово – целая драма, как в телевизоре».

И так он будет молоть языком, пока перед ним не разверзнется могила, потому что он никогда не умел понимать, куда дует ветер, и вовремя отойти в тихий уголок.

Он сказался больным и провел весь день, слоняясь вокруг своего трейлера и берясь то за одно, то за другое. В этот момент он действительно был болен – болен от страха. Он был так напуган, что почти не заметил, когда Арчи вернулся домой с разбитым носом и направился прямиком в свою комнату. Но сегодня он не мог снова притвориться, что болен. Нужно было давать ответ – или увольняться с работы.

Своей мнимой болезнью он всего лишь на день отложил наказание и при этом возбудил подозрения у директора Уилларда. Человека, чьи подозрения не стоило возбуждать ни в коем случае.