Я выбираю свободу! - Дарья Кузнецова

Мы с ними никогда не воевали просто потому, что нечего было делить, да и общих границ у нас не имелось — темные обитали в горах за гномьими кряжами.

Но Мельхиор оказался по-своему прав: несмотря на привязанность к земле и живым лесам, темные отстояли куда дальше от нас, чем дикие. Они носили необычные широкие штаны, рубахи с очень длинными, чуть не до пола, рукавами и странные долгополые жилеты с внутренней поверхностью, сплошь расшитой разнокалиберными карманами. Они строили высокие тонкие башни, спокойно противостоящие ударам стихии — грозам и землетрясениям. Они пели другие песни — тягучие и длинные — говорили на другом наречии — таком же напевном, тянущем гласные.

Но все это мелочи, ключевыми отличиями являлись совсем другие моральные устои, другие представления о чести и достоинстве. Понятия брака у них не существовало вовсе, как не существовало понятий долга перед родом, ответственности перед предками и некоторых других основополагающих идей. Женщины рожали детей, порой не зная, от кого именно, и отдавали в специальные детские сады, где этих детей выращивали как деревья в питомнике, а все взрослые платили налог на содержание этого совместного потомства. Случаи создания семей в нашем понимании были там скорее исключениями из правил, и таких эльфов считали… не то чтобы ненормальными, но чудаками. То есть, на взгляд Мельхиора, в морду он получил просто так, на ровном месте, совершенно ни за что. Другой темный, может, еще и обиделся бы, но этот слишком давно жил на равнинах и привык к нашим «странностям».

Темные в нашей войне держали нейтралитет. Втихаря, правда, поддерживали диких, но всерьез придраться было не к чему: доказать передачу оружия и артефактов не получалось, а помощь в эвакуации беженцев сложно считать недостойным поступком. Вернее, Владыка пытался настоять, чтобы ее приравняли к военной помощи, поскольку вместе с беженцами вывозилось еще и кое-какое ценное имущество, и производства, но поддержки почти не нашел. Одно дело — воевать с обученными бойцами, и совсем другое — убивать бегущих от войны детей и женщин. Может, если бы речь шла исключительно о представителях других видов, расклад вышел бы иной, но это был как раз тот редкий случай, когда честь превыше присяги.

Мельхиора я знал лично и сравнительно неплохо с очень давних времен. Не то чтобы мы дружили, но знакомство казалось достаточным для того, чтобы проявлять некоторое великодушие. Странно было встретить его здесь и в такой роли (складывалось впечатление, что исполняет он ее уже очень давно), но сейчас это не имело значения. По-хорошему, Миль имел полное право предъявить мне обвинение за нападение на сотрудника при исполнении, о чем я поначалу даже не подумал, но — не стал. Что называется, вошел в положение.

— Ну, рассказывай, — подбодрил меня темный. — Что ты знаешь о струнах? Я результат применения видел пару раз, а вот о тонкостях не в курсе. Это же неудобное оружие.

— Это не оружие, — возразил я, одновременно отщелкивая крепление на пряжке ремня. — Точнее, не совсем оружие…

Струна — это очень тонкая и прочная цепь из очень острых звеньев, концами вделанная в утяжелители, «колки». Традиционно те имеют листовидную форму с вырезанным отверстием под палец — у меня была как раз такая — но встречаются разные варианты вплоть до тяжелых кастетов, способных служить отдельным оружием. Струны никогда не считались боевым оружием, несмотря на то, что при умении хорошей струной можно перерезать стальной клинок — слишком они для этого неудобны. Изначально это было ритуальное оружие, полюбилось оно и наемным убийцам: места почти не занимает, замаскировать можно как угодно, а перерезать шею, даже обезглавить жертву — при должной сноровке не сложнее, чем хорошим клинком.

Сейчас свою роль оно сохраняло и, хотя постепенно теряло популярность, все еще оставалось оружием чести, иногда исполняя роль особо почетного орудия палача. Поединки с применением этого оружия носили, как правило, смертельный характер, хотя практиковались в основном среди старшего сословия: готовая струна стоила баснословных денег.

— Я уже говорил сегодня, что вы психи? — задумчиво уточнил Мельхиор, когда я при помощи волоска продемонстрировал ему остроту лезвий, собрал струну нажатием больших пальцев на одинаковые рубины в колках и прикрепил к поясу. Было похоже на действие пружины, но чтобы избежать притупления лезвий во время хранения, в колках использовалась предметная магия. — Ладно, убийце удобно, действительно — быстро, бесшумно, никакой магии и минимум следов. Но тебе-то это зачем?!

— Это традиция, — спокойно пояснил я. — Традиция не обязательно должна быть рациональной, но обязательно — красивой. А профессионал со струной — это красиво, красивее любого танца.

— Извращенцы, — проворчал он. — Ладно, а кто из присутствующих здесь и сейчас может владеть подобным… безобразием?

— Понятия не имею, — пожал я плечами. — Любой светлый, причем не обязательно из богатого рода и даже не обязательно со знатным именем. Оружие передается от отца к сыну, но я знаю случаи, когда оно в отсутствие наследников передавалось и девочкам. И — да, женщина тоже вполне может обучиться владению струной, для этого не нужно большой физической силы, а нужна ловкость. Даже какой-нибудь талантливый ребенок вполне способен на такое, струной учатся владеть в совсем юном возрасте, годам к двадцати пяти. А вообще, и из диких кто-то может: одни боги знают, из какого рода они вышли и что о нем помнят.

— То есть легких поисков не будет, — вздохнул Мельхиор. — А я так обрадовался, был уверен, что этой ерундой только родовитые зануды вроде тебя развлекаются и достаточно проверить десяток особенно увлеченных. Но раз эту игрушку не так сложно достать, придется воспринимать ее просто как оружие. Или как попытку подставить десяток таких родовитых зануд. Ладно, разберемся, — поморщился он.

— Миль, а открой страшную тайну, как тебя занесло на эту помойку? Да еще на место следователя. Ты же состоишь именно им или просто проходил мимо?

— Просто проходил мимо ты, а я не просто следователь, я — ведущий специалист, — наставительно сообщил темный. — И вообще, оставь ты этот свой снобизм, а то имеешь все шансы лечь рядом со своим Владыкой. Нормальные ребята, от вас ничем не отличаются, только попроще. Без леса вокруг, конечно, непривычно и не очень приятно, зато интересно. А попал я сюда просто: Валлендор же у нас стажировался во время учебы, мы с ним давние друзья. Он со мной связался, говорит — приезжай, специалистов нет, надо что-то делать. Денег, мол, не обещаю, но работа интересная. Что характерно, не соврал ни словом, — усмехнулся он. — Фель, вот объясни мне, из-за чего вы воевали?

— А друг Валлендор на что? — поморщился я.

— Его позицию я знаю, интересна альтернативная точка зрения.

— Есть несколько причин. Первая и, конечно, основная, территориальная: они возжелали независимости. Если бы ваши долины не были столь крошечными и не находились в такой дыре, с вами бы тоже, наверное, повоевали. Не маленький вроде бы уже, должен понимать, что только за идеалы никто и никогда не воюет, — со смешком заметил я. Миль пренебрежительно фыркнул в ответ на этот каламбур. Дело в том, что темные — в среднем мелкорослые, и Мельхиор едва доставал мне до плеча. В юности среди светлых он весьма переживал по этому поводу, так что не подначивал его только ленивый. Сейчас-то, как видно, уже успокоился. — А остальные причины многочисленны и разнообразны. Их наплевательское отношение к лесу, их лояльность и даже противоестественная любовь к смертным видам, выливающаяся в грязь и вонь…